Родная кровь, что миру синевой
отсвечивает в жилке,
восставит стержень становой
движеньем жизни.
И ты, впотьмах, посереди
ночного плена
вновь осязаешь – се Един,
разлука тленна.
3
Ночные жители – слова,
что к свету стайкой
упорно лепятся, в овал
слетаясь – стадо
закла́нное... но не зазря,
ожога ради —
так Божий охраняет зрак
в земной ограде.
19, 20 м а я
ПЕРВОРОДНОЕ
Покачаться на каждом листке
новорожденном – майское племя,
с каждой пташечкой вылить словцо...
Посидеть на живом лепестке,
отдыхая от долгого плена...
И остаться Отцовой овцой,
и уйти с «человеков ловцом».
В мае – хочется. Просится – жить.
С каждой пташечкой с веточки – вжик...
Где ты, умница? Вешний простор...
Не взлетает овечка на спор...
Други – недруги, май-то на что?
Он опять соблазняет мечтой.
И опять отцветает в кустах...
И бессмертная тайна – густа.
20 м а я
РАДУЯСЬ ЛЕТУ
Мы длинной вереницей идём
за синей птицей...
Из спектакля «Синяя птица»
по пьесе М. Метерлинка
И лету радуясь, и щедрый славя день,
принявший из глубин
родительских, окучиваю тень
воздухов голубых,
где перья синие – лишь руку протянуть
и сбудется... Вотще.
Воспринятый в земную простыню,
заглядываю в щель
меж сферами... Не птичья благодать
там властвует уже.
И незачем, как дитяткам, гадать —
не синее ужель?
20 м а я
МОТИВ
Мне в ухо дудочка вдувает, что жива
моя страна, пока жива народом,
которого призванье – пожинать
не сладкое... Сия печаль нарочна.
Нарочна жизнь. Раз взялся, так живи.
Сегодня май в своей последней трети.
И нету у живого сдешевить
ни шанса, чтобы после не ответить.
20 м а я
ВДОГОНКУ
Вспоминая весну
Отчирикать – как не было.
Где вы теперь, соловьи?
Не пошарить ли неводом,
далеко от земли заломив —
запрокинув, что моченьки
хватит, шею с подушным ярмом...
Лишь не верится очень-то
в соловьёв под июня гармонь...
15, 16 и ю н я
«Растёшь и умещаешься в душе, неведомой почти...»
Растёшь и умещаешься в душе, неведомой почти,
в свою вмещая неведомые чьи-то. Но полней
не делаешься. Жизнь идёт на скос...
Блуждаешь где-то. «Где-то там» почить
готовясь исподволь... Но на волне
качаешься Глядящего насквозь.
Блуждание и колет, и влечёт,
но, видно, не найдёшь, не поблуждая...
Упёршись Вседержителю в плечо,
покоишься, земли́ не ублажая.
И ю н ь
А ТЫ ГОВОРИШЬ: «ГРУСТНО...»
А кто говорит «грустно»,
вовсе того не знает.
Стоит вдали хрустнуть
веточке – уж без сна и
ждёт самого татя,
прячась за все засовы...
Так понапрасну тратя,
что отдают за слово.
24 и ю н я
У ТИБРА
Упражнения 2010
1
Зверь Тибра, насельница мест,
бродячая римлянка-крыса,
чей древний латинский замес
едва показался и скрылся
в воде, в унисон моему
движенью вдоль долгого брега
поплыл по волнам оберега...
И – глядь – унесён – коемужд!
2
День вычерпан. Рим устоял.
Затихли уставшие твари.
Но будто «стоит у станка»,
работая те же товары,
не спящий недремлющий Тибр,
последний слуга и вельможа
первейший... Кому – невозможно
ничей – приспособить – мундир.
29, 30 и ю н я
«Кто претерпит жару, сдаться холоду сможет ли? Тот...»
Кто претерпит жару, сдаться холоду сможет ли? Тот
в полынью – что в костёр.
Как и прежде, одет в райской смоквы дрожащий листок,
на ошибки востёр.
Как положено, слаб, но случится – и в поле один
будет воином, чтоб
строить мир, засевать, ждать плодов, собирать, молотить —
не оставить мечтой.
И хитёр и горазд, как любая подлунная голь,
хоть простак простаком...
И толкает вперёд и назад эту землю ногой,
отрываясь тайком...
Лишь когда отойдёт, распознает, кем был и чем стал,
чтобы новый Адам
под дрожащим листком – каждый день, что течёт, как вода,
в поте жизни листал.