Анна. Роман в стихах

     от благ земных из века в век                                

     им оставляют лишь одни объедки.                             

     Они мозолят всем глаза и лезут в уши,                       

     друг друга награждая и подталкивая в зад,                   

     трясут бельем, коряво говорят,                              

     всё время учат жить и прямо в душу                          

     поют с экрана умной молодёжи                                

     неумные слова и строят рожи.                                

     12                                                          

     На этот раз мне повезло. И мастера                          

     новейшей русской школы питерского толка                     

     моим вниманьем прочно и надолго                             

     вдруг овладели. Моего пера                                  

     здесь будет недостаточно, наверно.                          

     Как музыку в слова не перевесть,                            

     так цвет не передаст благую весть,                          

     стихи портрет отобразят неверно.                            

     Я все же попытаюсь как-нибудь,                              

     хоть в общем, передать то впечатленье,                      

     высокое и светлое волненье,                                 

     что неожиданно наполнило мне грудь.                         

     Олег Смирнов (для моего рассказа,                           

     быть может, проще, чем его собратья)                        

     писал своих родных, насколько мог понять я,                 

     фотожавю -- светловолосых и голубоглазых.                   

     От гиперреализма шаг вперед.                                

     Хоть, впрочем, может и наоборот.                            

     13                                                          

     Второй художник был Марат Какоев.                           

     Пришёл он в этот мир, имея что-то                           

     в своём сознании, что долгая работа,                        

     как бабочку из кукольных покоев,                            

     на радость миру выпускает в свет.                           

     Его рисунок четкий и чеканный,                              

     реальный, символичный, странный,                            

     как будто до него и живописи нет,                           

     сплетаясь с цветом, создавал орнамент.                      

     Переплетенье тел, ветвей и трав,                            

     симфонию цветов в себя вобрав,                              

     высвечивало в тоне лиц пергамент.                           

     Спускаясь к башмакам, к земле сухой,                        

     узор и цвет несли с собой покой.                            

     А зелень глаз изображённых лиц                              

     напоминала сон жестоких птиц,                               

     готовых на гортанный резкий клич                            

     взлететь и поразить любую дичь.                             

     14                                                          

     Теперь Андрей. Господь меня заставил                        

     стоять подолгу у его полотен.                               

     Мазок невидим, цвет упруг и плотен.                         

     Старинных мастеров сложнейших правил                        

     придерживался он, к себе примерив.                          

     В рисунке точен и изыскан в тоне                            

     так, словно бы учил его Вермеер                             

     и консультировал Ван Дейк и сам Джорджоне.                  

     Но кроме техники секретной и волшебной,                     

     глубокой мыслью живопись дышала                             

     и силой гармоничной и целебной,                             

     как будто создавал он мир сначала.                          

     Один сюжет -- за гениальность кара,                         

     момент, когда с заоблачных высот                            

     уже без крыльев тело мертвое Икара                          

     на головы зевак, купающихся в море, упадёт.                 

     Вода мешает отойти им вспять.                               

     Будь осторожен, человек, не смей летать...                  

     15                                                          

     Другое полотно. Слепцы, держась цепочкой,                   

     проходят мимо дремлющего тигра.                             

     Художник слепоту включает в игры,                           

     приняв в познании за отправную точку.                       

     Заметил я в другом его портрете,                            

     что тема слепоты ему нужна.                                 

     Как бы метафора невинности она                              

     и мудрости одновременно с этим.                             

     Я попросил его перевернуть слепцов портрет                  

     и написал на обороте свой сонет.                            

     "Субтропики где-то в широтах Бомбея,                       

     а может Борнео, Суматры, Цейлона.                           

     Бесшумно и чутко, от тьмы не робея,                         

     шагают слепцы до тенистого схрона.                          

     Жара беспощадна. И в тени платана,                          

     куда добрели эти бедные люди,                               

     лежит в полудрёме и в позе султана,                         

     под вещей рукой златопузого Будды,                          

     16                                                          

     огромнейший тигр. Его тыкая палкой                          

     и пыльной сандалей случайно пиная,                          

     садятся с ним рядом за трапезой жалкой                      

     скитальцы. Он дремлет, их гаму внимая.                      

     Он знает -- слепой человек не опасен.                       

     Он -- та же Природа -- невинен, прекрасен"

     . . . . . . . . . . . . . . . . . .                  

     17, 18, 19, 20, 21, 22, 23                                  

     . . . . . . . . . . .                         

     24                                                          

     Ещё одно. Своей душою грешной                               

     я эту весть тогда не смог прочесть                          

     ... Один портрет. Я подошёл к нему неспешно                 

     и, удивленный, глаз не мог отвесть.                         

     У юной женщины мерцало и светилось                          

     лицо на фоне, уходящем в темноту,                           

     и выражало божескую милость                                 

     и добрый нрав, и ум, и чистоту.                             

     Назвать её красивой -- слишком просто.