Однажды изрек старик Кристобаль:
«Не требуй ты долг с бедняка,
Ибо, хранящая от нищеты,
И грех отведет рука».
Однажды изрек старик Кристобаль:
«Не будь ты к грешнику строг —
Лишь Божьей милостью он, а не ты,
Греха преступил порог.
Надежда на Божью милость меня
Поддерживает до сих пор.
Презрев ее рок, я в юности мог
Навлечь на себя позор.
«Я землю в аренду тебе отдам, —
Мне помещик Энрике сказал, —
Но я не шучу, гаранта хочу,
Чтоб надежным был, как металл».
Я беден был, друзей не имел.
На паперти шел разговор,
У церкви Святого Андрея [46] в день,
Что освятил Исидор.
«Пускай Святой Исидор за меня
Вам даст свое слово в залог.
Святой в вышине другом будет мне,
Ибо я на земле одинок».
Мы в церковь вошли, и пред алтарем
Колени я преклонил.
«Я здесь одинок, святой Исидор,
Молю из последних сил:
Молю поручителем стать моим,
Я правому делу служу.
Но ты сурово меня покарай,
Коль слово я не сдержу».
Увы! Я работал спустя рукава
И в срок заплатить не смог.
Страшился я гнева Святого, но всё ж
Помещик был более строг.
Из дома тогда улизнул я прочь
Украдкой в ночи — как вор
Нелегкая, видно, меня привела
К Святому Андрею на двор.
О клятве, что принял святой Исидор,
Я вспомнил и задрожал.
Близость его подогрела мой страх —
Как заяц я побежал.
Всю ночь напролет я летел наугад,
Подальше стремясь уйти.
Но длань карающая меня
Грозила настичь в пути.
Устал я, но верил, что ныне спасен,
Мне казалось, что мчусь я прочь.
С рассветом увидел же, что без конца
Вкруг церкви бегал всю ночь.
Раскаявшись, я на колени упал,
Бил за поклоном поклон.
И тут помещик пришел: «Кристобаль,
Ты вовремя здесь!» — молвил он.
«Хозяин, грешен! — покаялся я. —
Работал спустя рукава,
Но в епитимье всю ночь я бежал
Вкруг церкви и жив едва».
«Коль ты ленился, — Энрике сказал, —
Исправь же ошибку впредь.
Не накажу тебя, но Святой
Пусть хлебу поможет зреть».
В раскаянье я возвратился домой,
Работал как вол, что ни день,
Святой Исидор трудам помогал,
Покарав мою прежнюю лень.
Однажды изрек старик Кристобаль:
«Я не требовал долг с бедняка.
Хозяина помнил и как его
Была доброта велика».
Однажды изрек старик Кристобаль:
«Я с грешником строг не бывал —
О ночи у церкви думал всегда
И помнил, чем рисковал».
Каштан роняет факелы, развеян
Цветов боярышника аромат.
Дверь хлопает, свет ливнями рассеян.
Май на исходе; дай мне кружку, брат.
Весна судьбы нам новой не предложит,
Разрушил май златые алтари.
Утешит ли грядущий год? — быть может,
Но нам уже не будет двадцать три.
Мы далеко не первые, наверно,
От бурь житейских прячемся в трактир,
Хороним планы и клянем всю скверну
И подлеца, что сотворил наш мир.
Несправедливость высшая — обманом
Лишать всего, что жаждем обрести.
Для душ веселье стало лишь дурманом
К могиле на бессмысленном пути.
Несправедливость; но налей мне снова.
Не принцами мы родились на снег.
В наследии людей судьбы основа:
Хотим Луну — к ней сил добраться нет.
Сегодня собрались над нами тучи,
А завтра прочь умчатся все дожди.
Чужая плоть сожмется в боли жгучей,
Скорбеть душа начнет в другой груди.
Не знает гордый прах иной юдоли —
Не вырваться из гибельных цепей.
Но, друг мой, нам ли покоряться боли?
Взвали на плечи небо, эль допей.
В молчанье, чтоб речам внимать, шли на гору Додоны.
Великий камень там застыл, источник била дрожь,
В дубовой роще ветер стих, в сосудах медных — звоны.
Где вторит эхо тишине — реклась богами ложь.
Вопрос святыне задал я, чья речь не прекратится,
Мне сердце правду прорекло, прозрачней, чем вода.
В пророческой пещере мне провозгласила жрица.
«Нам скоро гибель суждена, не жить нам никогда».
О, жрица, твой мне ясен крик, он разума не тронет.
Пусть эхо смолкнет, пене с губ слететь давно пора.
Вино вкусней, чем соль морей, но пьет ее, кто тонет.
Та новость, что известна мне, нимало не стара.
«Король, полмира покорив, войска ведет с Востока.
Они пускают тучи стрел, сметают все в пути.
Тот не вернется никогда, кто гибнуть рад без прока».
Спартанцы сели на скалу, чтоб косы заплести.