Р. S.
Тревога, ночь, – вот что письмо мне диктовало…
Теперь, при свете дня, оно
Мне только кажется смешно,
Но изорвать его мне как-то жалко стало!
Пусть к Вам оно летит от берегов Невы,
Хотя бы для того… чтоб рассердились Вы.
Какое дело Вам, что там Вас любят где-то?
Лишь та, что возле Вас, волнует Вашу кровь.
И знайте: я не жду ответа
Ни на письмо, ни на любовь.
Вам чувство каждое всегда казалось рабством,
А отвечать на письма… Боже мой!
На Вашем языке, столь вежливом порой,
Вы это называли «бабством».
Несется четверка могучих коней,
Несется, как вихорь на воле,
Несется под зноем палящих лучей
И топчет бесплодное поле.
То смех раздается, то шепот вдвоем…
Всё грохот колес заглушает,
Но ветер подслушал те речи тайком
И злобно их мне повторяет.
И в грезах недуга, в безмолвье ночей
Я слышу: меня нагоняя,
Несется четверка могучих коней,
Несется нещадная, злая.
И давит мне грудь в непосильной борьбе,
И топчет с неистовой силой
То сердце, что было так верно тебе,
Тебя горячо так любило!
И странно ты смотришь с поникшим челом
На эти бесцельные муки,
И жалость проснулася в сердце твоем:
Ко мне простираешь ты руки…
Но шепот и грохот сильней и грозней…
И, пыль по дороге взметая,
Несется четверка могучих коней,
Безжизненный труп оставляя.
О, что за чудный сон приснился мне нежданно!
В старинном замке я бродил в толпе теней:
Мелькали рыцари в своей одежде бранной,
И пудреных маркиз наряд и говор странный
Смущали тишину подстриженных аллей.
И вдруг замолкли все. С улыбкой благосклонной
К нам подошел король и ласково сказал:
«Приветствую тебя, пришлец неугомонный,
Ты был в своей стране смешон, поэт влюбленный,
У нас достоин ты вниманья и похвал.
У нас не так жилось, как вы теперь живете,
Ваш свет унынием и завистью томим.
Вы притупили ум в бессмысленной работе,
Как жалкие жиды, погрязли вы в расчете
И, сами не живя, гнетете жизнь другим.
Вы сухи, холодны, как севера морозы,
Вы не умеете без горечи любить,
Вы рвете тернии там, где мы рвали розы..
Какие-то для глаз невидимые слезы
Вам даже самый смех успели отравить.
Поэт, я – счастие! Меня во всей вселенной
Теперь уж не найти, ко мне нелегок путь.
Гордиться можешь ты перед толпой надменной,
Что удалось тебе в мой замок сокровенный
Хоть раз один войти и сердцем отдохнуть.
И если, над землей случайно пролетая,
Тебе я брошу миг блаженства и любви,
Лови его, лови – люби не размышляя…
Смотри: вот гаснет день, за рощей утопая…
Не долог этот миг – лови его, лови!..»
Так говорил король, а с неба мне сияли
Прощальные лучи бледнеющего дня,
И чинно предо мной маркизы приседали,
И рыцари меня мечами покрывали,
И дети ласково смотрели на меня!
Умолкни навсегда. Тоску и сердца жар
Не выставляй врагам для утешенья…
Проклятье вам, минуты вдохновенья,
Проклятие тебе, ненужный песен дар!
Мой голос прозвучит в пустыне одиноко,
Участья не найдет души изнывшей крик…
О смерть, иди теперь! Без жалоб, без упрека
Я встречу твой суровый лик.
Ты все-таки теплей, чем эти люди-братья:
Не жжешь изменой ты, не дышишь клеветой…
Раскрой же мне свои железные объятья,
Пошли мне наконец забвенье и покой!
Дика, молчалива, забав не любя,
От жизни ждала ты чего-то,
И люди безумной назвали тебя,
Несчастную жертву расчета.
Вдали от отчизны чужая страна
С любовью тебя приютила;
По берегу озера, вечно одна,
Ты грустною тенью бродила.
И, словно покорствуя злобной судьбе,
Виденья тебя посещали,
И ангел прекрасный являлся тебе
В часы одинокой печали.
Глаза его жалостью были полны,
Участием кротким, небесным,
И белые крылья при свете луны
Горели алмазом чудесным.
Тебе говорил он: «Не вечно же тут
Судьба тебе жить указала,
Утешься, страдалица, годы пройдут,
А счастия в жизни не мало!»
И годы прошли молодые твои,
Ты вынесла всё терпеливо
И снова в кружок нелюбимой семьи
Вернулась, дика, молчалива.
По рощам знакомым, по тихим полям
Ты грустною тенью блуждала…
Однажды ты юношу встретила там –
И в ужасе вся задрожала.
На бледных устах твоих замер привет;
Он снова стоял пред тобою,
Тот ангел прекрасный исчезнувших лет,
Но жизнью дышал он земною!
Блистали глаза из-под черных бровей,
И белые зубы сверкали,
И жаром неопытных юных страстей
Румяные щеки пылали.
Не кротость участия взор выражал:
Царем он казался могучим,
И очи и плечи твои покрывал
Лобзанием долгим и жгучим.
Сбылось предсказанье, свершились мечты.
Да, счастия в жизни не мало:
За годы безумья тяжелого ты
Безумье блаженства узнала.