Земли нельзя измерить всей, —
Но, как никто из королей,
Сэджятэ славен и богат!
А дочь его — бесценный клад,
И, как иконе, каждый рад
Молиться ей.
И никого не удивил
Царевичей влюбленных пыл,
Спешивших к ней со всех сторон.
Но лишь один был предпочтен
И выбран девушкой, — ведь он
Любимым был!
Он был любим, красив и смел;
Он к ней с востока прилетел;
То был царевич молодой,
И был он именно такой,
Что стал теперь ее судьбой —
Он, Виорел.
И весть, что лучше всех вестей,
Неслась за тридевять морей,
Через хребты высоких гор, —
Ей тесен был любой простор,
Она врывалась в каждый двор —
Стрелы быстрей.
И то, что знал вчера сосед,
Сегодня знает целый свет,
И эту новость разнесли
Уже во все края земли,
Ведь ей и здесь и там, вдали —
Преграды нет.
И короли, забыв года,
Скорее двинулись сюда,
Свой пурпур праздничный надев.
Шуршали платья королев,
Звенели серьги нараспев —
Как никогда!
И все, кто был на свадьбу зван,
Сюда, за море-океан,
Скорей неслись на этот зов
От самых дальних берегов,
Из девяноста городов,
Из многих стран.
В своих колясках короли
Девиц и юношей везли.
Коляску каждую, звеня,
Лихая мчала четверня, —
Четыре скачущих огня
В густой пыли.
Цари приехали на зов
Со всех сторон, из всех краев,
В своих сверкающих венцах
На белоснежных волосах, —
Как полагалось на пирах
Былых годов.
Приехал Груй, старик седой,
Он дочерей привез с собой,
И Цинтеш, тот, что всех мрачней,
Приехал с Лиею своей,
И Бардеш гнал сюда коней
Из тьмы лесной.
О, боже, сколько здесь добра!
Одежда девушек пестра,
А как роскошен и богат
Веселых юношей наряд,
Одежды их, как снег, блестят
От серебра.
Но топот слышится копыт.
Горячей пеной конь покрыт, —
Царевич скачет молодой:
За шпагу держится рукой
И подбоченился другой —
Как вихрь, летит.
Уж полдень близился, как вдруг
Колес раздался ровный стук:
Свекровь, и свекор, и жених
В колясках мчались расписных,
И девяносто верховых
Неслось вокруг.
Их гости встретили: таков
Обычай свадебных пиров.
А чтоб торжественней пройти,
Шли музыканты впереди,
И устилали все пути
Ковры цветов.
Царь Палтин их спешит принять,
Сулит им мир и благодать,
И был восторга бурный всплеск,
И звон трубы, и залпов треск, —
Но я молчу: весь этот блеск
Не описать.
Замфира, сказочно светла.
Тогда из терема сошла,
И вся она была одной
Вдруг воплотившейся мечтой,
И кудри падали волной
С ее чела.
Она — долины лучший цвет,
Сверкает ярко, как браслет,
Кушак серебряный на ней:
Она на свете всех стройней,
И ничего в природе всей
Прекрасней нет!
Она спешит к нему, и вот
Жених ей руку подает,
Она ж зарделась, точно мак,
Но тут взметнулся пестрый флаг,
И гости, эамедляя шаг,
Пошли вперед.
Свершался свадебный обряд,
А уж плясали все подряд,
Посланцы, гости, и гонцы,
И девушки, и молодцы,
А на постолах бубенцы
Звенели в лад.
Три шага отступает вбок,
Приподнимаясь на носок;
То разойдутся быстро вдруг.
То снова все вступают в круг,
И раздается ровный стук
Проворных ног.
Был пир тогда на славу дан:
Звенел наполненный стакан,
И за столами до зари
Сидели в ряд богатыри,
И генералы, и цари
Заморских стран.
Катилась песня, широка,
Как полноводная река…
И солнце путь прервало свой,
Любуясь пляской удалой,
Впервые видя пир такой
За все века.
В одежде праздничной своей
Плясали дочери царей,
По ветру ленты разметав…
Их взор был весел и лукав,
И доносился запах трав
От их кудрей.
А тут царевичи как раз
Пустились вдруг в веселый пляс.
Недавно палицей своей
Они сражали адских змей…
А из-под ног богатырей
Лишь пыль неслась!
Тут с мужичком под свист и гам
Плясал вовсю царь Пенеш сам,
А мужичок-то с ноготок,
И бороденка с локоток…
И карлик прыгал скок да скок —
То здесь, то там.
Уж если старцев сдвинешь раз —
Не остановишь их проказ:
Волос сверкая серебром,
Плясал советник с королем,
И сорок дней царил кругом
Всеобщий пляс.
Но вот, беспечный весельчак,
Царь Мугур встал и подал знак.
В стакане пенилось вино,
И новобрачным, как давно
Среди румын заведено,
Сказал он так:
«Желаю жизни без забот
И лет не меньше, чем растет
Цветов и трав среди долин.
И будет вам дарован сын,
И вновь попляшем в день крестин
Мы — через год!»
