«Здравствуй, город, навеки любимый…»
Здравствуй, город, навеки любимый,
Старый друг, в боевой одежде!
Опаленный, непобедимый,
Ты еще прекрасней, чем прежде.
Весь прострелянный, гордый, суровый,
Ты стоишь, овеянный славой,
Озаренный величием новым, —
Даже раны твои величавы.
Я гляжу в исхудалые лица,
В их морщины и синие тени,
Я читаю отваги страницы
И страницы тяжелых лишений.
Вижу крепость и шпиль меж мостами,
Неву, словно ленту медали…
Героинями девочки стали,
Наши мальчики стали мужами!
Словно надвое жизнь раскололась…
Стала грусть моя вдруг невесома.
И поет мне ликующий голос:
«Ты ведь дома, родная, ты дома!»
<30 июня 1944>
«Не знаю, где, в каком краю…»
Не знаю, где, в каком краю
Тебя искать, сынок.
И где ты голову свою
Приклонишь на часок.
Ушла война к домам чужим,
К долинам чуждых рек. —
Где твоего привала дым?
Солдатский где ночлег?
Пошлю я песню за тобой, —
Пускай она плывет.
Пускай тебя, в краю чужом, —
По-русски позовет.
<1945>
Как в сказке
Сестрой Аленушкой с тобою рядом
Проходит родина в чужом краю.
Она глядит тревожным зорким взглядом,
Оберегая голову твою.
И если жаждой горло истомится,
Припомни там, на дальнем берегу:
«Не пей, Иванушка, из козьего копытца…»
Будь осторожен. И не верь врагу.
<Май 1945>
«Скатерть белоснежную выну из комода…»
Скатерть белоснежную выну из комода.
Сын не ел на скатерти все четыре года.
Котелок походный, кухня полевая,
Скатерть расстилала мать-земля сырая.
Мать-земля сырая, скатерть в росном кружеве…
Приходила смерть к нему запросто поужинать.
< 21 мая 1945>
Кровельщики
Просыпаюсь утром рано.
Или это все во сне?
Милый город из тумана
Снова смотрит в очи мне.
Молотки стучат на крыше,
На дырявой, на сквозной.
Это кровельщики, слышу,
Ходят в небе надо мной.
Легкой поступью отважных
На разбитых кирпичах
Ходят девушки в бумажных
Толстых стеганых штанах.
Там, на каменной верхушке
Прочно в мире утвердясь,
Держит кровельщик подружку
За тугую перевязь.
И ложится аккуратно
Лист железный за листом
На пробитый многократно
Ленинградский старый дом.
Так, пройдя года блокады,
Видя правды торжество,
Лечат раны Ленинграда
Дочки младшие его.
Ловким их рукам покорен,
Внемля звонким голосам,
Старый дом, хлебнувший горя,
Молодеет по часам.
1945
Дети
Они из переулка
Выходят на прогулку
На набережную Невы,
Где дом с колоннами и львы.
Идут попарно, щебеча,
Ногами шаркая, стуча.
День солнечный, морозный,
Румянит лица воздух.
А над Невою синь небес,
А за Невой — лебедок лес,
Стук молотков и лязг вдали —
На верфях строят корабли.
Кругом такая красота,
Кругом такая высота!
Мы рвемся в завтра из вчера,
А малышам гулять пора.
Их мешковатые пальто
На рост: длинней и шире.
Пускай растут. Пусть им никто
Не угрожает в мире.
1945
Матери
Мне тяжело участие людское
И трудно о тебе — о мертвой — говорить
Не потому, что я хочу забыть,
А потому, что чувствую тебя живою.
<17 января 1946>
«Все, что поверхностно, — уносит ветер…»
Все, что поверхностно, — уносит ветер.
Осталось только главное на свете:
Зажги огонь и воду вскипяти
И встреть усталого солдата на пороге.
Хлеб-соль на рушнике. Он долго был в пути —
Умой его натруженные ноги.
<1–6 марта 1946>
«Наш мальчик возвратился из больницы…»
Наш мальчик возвратился из больницы.
Он не был дома ровно шесть недель.
Ему все внове — комнаты и лица,
И за окном апрельская капель.
Как ручеек из плена ледяного.
Он вырвался: шумит, бежит, кричит…
Все хочет взять, потормошить, потрогать.
Как воробей весенний деловит.
Вот на диван бросается с размаха
И прыгает. Звучит победный клик.
Топочут ножки. Маленькая птаха
Так учится летать. А мир велик.
Оставь его. Набегается вволю
И сладко на твоем плече уснет.
Других усталостей и он узнает долю…
Не торопись. Все будет в свой черед.
<6 марта 1946>
