Стихи и пьесы

В т о р о й.

Ты хороша прекрасная война,

И мне мила щека вина,

Глаза вина и губы,

И водки белые зубы.

Три года был грабёж,

Крики, пальба, бомбёж.

Штыки, цветки, стрельба,

Бомбёж, грабёж, гроба.

Т р е т и й. Да это правда, тогда была война.

П е р в ы й. В том году гусары были очень красиво одеты.

В т о р о й. Нет уланы лучше.

Т р е т и й. Гренадеры были красиво одеты.

П е р в ы й. Нет драгуны лучше.

В т о р о й. От того года не осталось и косточек.

Т р е т и й. Просыпаются выстрелы. Они зевают.

П е р в ы й. (выглядывая в окно, имеющее вид буквы А). Нигде я не вижу надписи, связанной с каким бы то ни было понятием.

В т о р о й. Что ж тут удивительного. Мы же не учительницы.

Т р е т и й. Идут купцы. Не спросить ли их о чём-нибудь.

П е р в ы й. Спроси. Спроси.

В т о р о й. Откуда вы два купца.

Т р е т и й. Я ошибся. Купцы не идут. Их не видно.

П е р в ы й. Я продолжаю.

В т о р о й. Почему нам приходит конец, когда нам этого не хочется.

Обстановка была суровой. Была военной. Она была похожей на сражение.

10. ПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР

П е р в ы й. Я из дому вышел и далеко пошёл.

В т о р о й. Ясно, что я пошёл по дороге.

Т р е т и й. Дорога, дорога, она была обсажена.

П е р в ы й. Она была обсажена дубовыми деревьями.

В т о р о й. Деревья, те шумели листьями.

Т р е т и й. Я сел под листьями и задумался.

П е р в ы й. Задумался о том.

В т о р о й. О своём условно прочном существовании.

Т р е т и й. Ничего я не мог понять.

П е р в ы й. Тут я встал и опять далеко пошёл.

В т о р о й. Ясно, что я пошёл по тропинке.

Т р е т и й. Тропинка, тропинка, она была обсажена.

П е р в ы й. Она была обсажена цветами мучителями.

В т о р о й. Цветы, те разговаривали на своём цветочном языке.

Т р е т и й. Я сел возле них и задумался.

П е р в ы й. Задумался о том.

В т о р о й. Об изображениях смерти, о её чудачествах.

Т р е т и й. Ничего я не мог понять.

П е р в ы й. Тут я встал и опять далеко пошёл.

В т о р о й. Ясно, что я пошёл по воздуху.

Т р е т и й. Воздух, воздух, он был окружён.

П е р в ы й. Он был окружён облаками и предметами и птицами.

В т о р о й. Птицы, те занимались музыкой, облака порхали, предметы подобно слонам стояли на месте.

Т р е т и й. Я сел поблизости и задумался.

П е р в ы й. Задумался о том.

В т о р о й. О чувстве жизни во мне обитающем.

Т р е т и й. Ничего я не мог понять.

П е р в ы й. Тут я встал и опять далеко пошёл.

В т о р о й. Ясно, что я пошёл мысленно.

Т р е т и й. Мысли, мысли, они были окружены.

П е р в ы й. Они были окружены освещением и звуками.

В т о р о й. Звуки, те слышались, освещение пылало.

Т р е т и й. Я сел под небом и задумался.

П е р в ы й. Задумался о том.

В т о р о й. О карете, о баньщике, о стихах и о действиях.

Т р е т и й. Ничего я не мог понять.

П е р в ы й. Тут я встал и опять далеко пошёл.

К о н е ц

<1936–1937>

ЭЛЕГИЯ

Так сочинилась мной элегия

о том, как ехал на телеге я.

Осматривая гор вершины,

их бесконечные аршины,

вином налитые кувшины,

весь мир, как снег, прекрасный,

я видел горные потоки,

я видел бури взор жестокий,

и ветер мирный и высокий,

и смерти час напрасный.

Вот воин, плавая навагой,

наполнен важною отвагой,

с морской волнующейся влагой

вступает в бой неравный.

Вот конь в могучие ладони

кладет огонь лихой погони,

и пляшут сумрачные кони

в руке травы державной.

Где лес глядит в полей просторы,

в ночей неслышные уборы,

а мы глядим в окно без шторы

на свет звезды бездушной,

в пустом сомненье сердце прячем,

а в ночь не спим томимся плачем,

мы ничего почти не значим,

мы жизни ждем послушной.

Нам восхищенье неизвестно,

нам туго, пасмурно и тесно,

мы друга предаем бесчестно

и Бог нам не владыка.

Цветок несчастья мы взрастили,

мы нас самим себе простили,

нам, тем кто как зола остыли,

милей орла гвоздика.

Я с завистью гляжу на зверя,

ни мыслям, ни делам не веря,

умов произошла потеря,

бороться нет причины.

Мы все воспримем как паденье,

и день и тень и сновиденье,

и даже музыки гуденье

не избежит пучины.

В морском прибое беспокойном,

в песке пустынном и нестройном

и в женском теле непристойном

отрады не нашли мы.

Беспечную забыли трезвость,

воспели смерть, воспели мерзость,

воспоминанье мним как дерзость,

за то мы и палимы.

Летят божественные птицы,

их развеваются косицы,

халаты их блестят как спицы,

в полете нет пощады.

Они отсчитывают время,

Они испытывают бремя,

пускай бренчит пустое стремя -

сходить с ума не надо.