Разлилось,
Разбушевалось,
Растеклось,
Расколыхалось…
Буря рвет лазури ризу,
Бьет и сверху, сбоку, снизу,
Катит, крутит и кидает,
Горизонты раскаляет.
Рвется сердце, рвутся груди,
Гром небесный мертвых будит,
С неба клекот стай орлиных
Падал, чтоб пропасть в пучинах.
Глянул вниз: под скальной крышей
Тень людей, но смех не слышен —
Бледные и с хмурым взглядом
В страхе льнут друг к другу рядом.
Кто — с корытом, кто-то — с тазом,
Ввысь глядят в испуге разом…
И одна другой вдруг скажет:
— Этот ливень — горем ляжет.
Воды, что на нивы хлынут,
Вырвут всходы, зерна вырвут,
В огородах будет пусто,
Пропадет совсем капуста.
Все заилит на баштане,
И плетей на нем не станет.
По жердинке — страсть такая —
Весь свинарник растаскает.
А я вчера на свадьбе был,
И кобзу взять не позабыл,—
Везде вдвоем… И вот одну
Я стал настраивать струну.
Гляжу — кобзарь. Встал у порога.
И кобзу прислонил рядком.
То на гостей посмотрит строго,
То на невесту с женихом.
«Чего ж стоишь? Что не играешь?
Забыл гопак или не знаешь?
Иль нам некстати пир хмельной?
Давай-ка, брат, — пойдем со мной!
Пойдем, певец! Зову, как брата.
Тут рядом есть другая хата,
Где хороводит детвора,—
Гробов вчерашних там гора:
Нам над гробами
петь пора!..»
Я до рассвета рано встану,
На лоно ясным взором гляну,
К дубраве не спеша пойду,
К цветам вечерним припаду.
И припаду, и коль сумею —
Их сон вечерний одолею,
Росу с холодного листа
Возьму на жадные уста.
Заря над лесом расплеснется
И эхом сонным отзовется,
И будет неземной убор
Тлеть и пылать, лаская взор.
И упадут в цветы равнины
И бриллианты, и рубины,
Чтоб блеском драгоценным хлынуть
И в поцелуях солнца сгинуть…
И будет жаль мне в этот миг,
Что каплей к ветке не приник,
Что бор с туманом не покину,
Что в поцелуях я не сгину.
Думою последнею в свой субботний час,
Дни мои весенние, прилечу до вас.
Там вон за дубравами, где синеет даль,
Там — венки лавровые, сверху них — печаль.
В даль свою безмолвную, в вечный путь сквозь тьму,
В синеву небесную — тайну я возьму.
Там все ночи светлые, что в одну слились,
И пути не вспаханы, и безбрежна высь.
Там и сны, что смолоду я хранил счастливым,
Там венок и золото, что дарили нивы.
Колос там, что сорван был в час молчанья он,
И венок мой, собранный под вечерний звон.
Все, над чем молился я, — все я заберу,
С чем на свет родился я — с тем я и умру.
Чту украинских я святых.
Люблю страдалиц преподобных,
Воспитанных, почтенных, «сдобных»,
Румянец щек, взгляд глаз живых,
Зовущий связку дум земных.
Они роскошно так одеты,
Как будто бы их ждут банкеты —
Не там, вверху, в глуби небес,
Не в крае божеских чудес,
А тут, внизу, без страхов ложных,
В садах магнатов осторожных
Иль гетманов ясновельможных,
Под фейерверк со всех сторон,
Где песни, гам и лютней звон.
От разноцветья, солнца пьяный —
Нам ближе полдень златотканый,
Прозрачней синевы разлив,
Теплее шелковистость нив,
Свободнее поток лучей,
И нет скульптур уже понурых,
Не убегают их фигуры
От солнца ласковых очей.
Хотя и чужд для нас свет сей
И сердце знать его не хочет —
Он все ж родней, чем свет полночи…
Доныне в думах стынет ряд:
Чугунных сглаженных оград,
И толща стен, тяжелый фон
Залитых золотом колонн,
Вериги, рубище, хитон,
Приглушен блеск очей без воли,
Кровавый пот, гримаса боли,
И ужас пытки,
покаяние,
Чтоб жизни миг — как подаяние…
Рисунки и года сплелись,
Навеки в сердце сбереглись,
Но я до ихнего экстаза
Не смог прильнуть еще ни разу.
А тут — я с ними весь живу,
Лишь вырву мертвую канву,
Подарком времени приму
Узорчатость их наяву.
Ввысь мчит Христос, как на крылах.
Ни на челе, ни на устах
Нет и следа недавних мук.
И тела жар, и крови стук,
Наперекор земным законам,
Несут его к нагорним лонам.
Варвара [12]. Платье шелком шито.
И нитью жемчуга обвито.
Вчерашний день ее как сон.
Век не погасит сановито
Ее очей глухой огонь.
Желаний радостных полна,
Несет им дань свою она.
И быть смиренною не хочет,
Доселе… урывает ночи.
Художник в творчестве был смел —
Свою Варвару он воспел,
Со счастьем краткий миг роднит,
Его палитру золотит.
Я вспомнил путь, рожденный встарь…
Ввысь вознесен резной алтарь.
И вновь тавро минувших лет
Над каждым шагом льет свой свет.
Сейчас я вижу: ликов сила,
И среди них — «пророк Данило».
Запалом щеки не спалило,
Чело тень тучи не сокрыла.
Кунтуш [13] пылает в позолоте,
И нимб червонный на отлете.
И словно славы пышный дым,
Сияет фон резной над ним.
Пред ним — вельможной стати панна,
Так то ж — «Святая Юлианна» [14].
Глядит из рамы сквозь года,
Как гетманша, так молода.
Она как розы лепесток,
Напудрены ее ланиты,
Цветами груди все обвиты
И брови сведены в шнурок.
Уста — как камень родонит.
На буклях — след щипцов лежит…
Лишь две минуты их коснулся:
Кто шел на пир, кто уж вернулся —
От будней каждый отвернулся…
Чту украинских я святых,
Печаль раздумий не для них…
Хоть дни их канули во мгле —
Меж ними весело и мне.