Стихотворения

Преображающий нас, в горло влагает твое

И приучает тем самым заранее к звукам бессмертным,

Исподволь и не спеша, смертные наши сердца.

Всюду бог и во всем, но хранит он об этом молчанье

И лишь в пенье твоем близость свою выдает.

ЕЙ ЖЕ

Тезкой твоею пленясь, другой Леонорой, Торквато

Был когда-то с ума страстью своею сведен.

Бедный поэт! Сколь счастливей он был бы, лишившись рассудка,

Из-за тебя в наши дни: он услыхал бы тогда

Пенье твое пиэрийское под материнскую лиру,

Струны которой от сна длань пробуждает твоя.

И хоть от муки глаза у него из орбит выступали,

Как у Пенфея, и он, бредя, сознанье терял,

Это смятение чувств, исступление это слепое

Ты бы в нем уняла голосом нежным своим,

И, успокоив его, ему возвратила бы разум

Песня твоя, что сердца трогает, движет, целит.

ЕЙ ЖЕ

Зря, легковерный Неаполь, бахвалишься ты алтарями,

Что воздвигаются в честь Ахелоиды тобой;

Зря утверждаешь, что с пышностью предал земле Партенопу,

После того как она бросилась в море со скал.

Эта сирена жива, но шумный прибой ей наскучил

И Позилиппо она переменила на Тибр,

Где стяжала любовь и восторг обитателей Рима,

Смертных, равно как богов, пеньем пленяя своим.

ИТАЛЬЯНСКИЕ СТИХИ

x x x

Кто холоден к тебе, чьей красотой

В долине Рено горды без предела,

Чье имя край окрестный облетело,

Тот - человек ничтожный и пустой.

Всех женщин ты затмила чистотой,

И прелестями (о которых смело

Скажу: они - Амура лук и стрелы),

И разумением, и добротой.

Чарует слух твой разговор, а пенье

Способно даже камни взволновать,

И слышать дивный голос твой опасно

Нам, не достойным звук его впивать:

Ведь там, где вспыхнет искра восхищенья,

Не может не заняться пламень страстный.

x x x

Как холит ею встреченный в горах

Цветок долин пастушка молодая,

Его перед закатом поливая,

Чтоб он на скудном грунте не зачах,

Так и чужой язык в моих устах

Рачением твоим, Любовь благая,

Расцвел еще пышней, чем речь родная,

И стал я милой петь хвалу в стихах,

Которые оценят здесь, на Арно,

Но не поймет на Темзе мой народ.

Пускай же, словно в почве благодарной,

В моей груди привьется и взрастет

То семя, что заронено чудесно,

Туда тобой, садовницей небесной.

КАНЦОНА

Терплю насмешки здесь я вновь и вновь

От юношей влюбленных и от дам

За то, что воспевать в стихах решаюсь

На чужестранном языке любовь.

"Скинь, - мне они бросают, потешаясь,

С плеч непосильный груз и по волнам

Плыви к иным, знакомым берегам,

Где ждут тебя шумливые дубравы,

В тени которых слава

Венок бессмертья для твоих кудрей

Уже сплетает из листвы зеленой".

Но я словами госпожи моей

Отвечу им в конце своей канцоны:

"Пиши на нашем языке родном,

Затем что говорит Любовь на нем".

x x x

Не знаю, Диодати, как я мог

Так измениться за одно мгновенье,

Чтобы к Любви, внушавшей мне презренье,

Неосторожно угодить в силок.

Пусть ни златых кудрей, ни алых щек

У милой нет, зато ее движенья

Достоинства и неги воплощенье,

А взор меня, как молния, обжег.

Язык любой страны иноплеменной

В ее устах способен слух пленять;

Когда же запоет она, сирена,

Не тщусь я даже уши залеплять

Ведь в пении ее так много пыла,

Что воск оно немедля б растопило.

x x x

Глаза у вас - два солнца, от огня

Которых меркнет взор мой ослепленный:

Ведь в Ливии, жарою истомленной,

И то не так палит светило дня.

Во мне клокочет, грудь мою тесня,

Какой-то пар, сухой и раскаленный

Хоть вздохом бы назвал его влюбленный,

Слов, чтоб его назвать, нет у меня.

Днем, госпожа, он заперт, как в темнице,

А если ночью вырвется порой,

То сразу остывает и ресницы

Мне жжет соленой ледяной росой,

И вас, моя заря, от мук рыдая,

Без сна я до рассвета ожидаю.

x x x

Я, госпожа, так юн, так прост подчас,

Что лучше уж признаюсь откровенно:

Да, сердце вам я посвятил смиренно.

Оно, конечно, недостойно вас,

Но, - в чем и убеждался я не раз,

Не грубо, не коварно, не надменно,

К добру не глухо, в чувствах неизменно,

В житейских бурях твердо, как алмаз,

Не чуждо музам и высоким даром

Слагать певучий стих наделено,

И равнодушно к зависти стоокой,

И низкой лестью не уязвлено,

И только там чувствительно к ударам,

Где в нем сидит стрела Любви жестокой.

L'ALLEGRO. IL PENSEROSO

L'ALLEGRO

{Веселый (итал.).}

Прочь, Меланхолия! Исчезни,

Дочь Цербера и тьмы! Вернись скорей

На Стикс, в страну теней

И призраков, стенящих в адской бездне,

Или ищи приют

Там, где крылом ревнивым ночь ширяет

И черный ворон грает

В той Киммерии, где нагие скалы

Над степью одичалой,

Как космы у тебя на лбу, встают.

Дай место здесь иной богине

Ясноокой Евфросине.

К нам, о Радость, как зовем

Мы на языке земном,

Тебя, дочь Вакха и Венеры,

Хоть не дать не можем веры

И таким певцам, что нас

Уверяют, будто раз

Встретился весной с Авророй

Озорной Зефир, который

С ней возлег в траве густой

Меж роз, обрызганных росой,

И плод его свиданья с нею

Ты, кто из Граций всех милее!

Принеси нам шутки с неба,

И улыбки, как у Гебы,

Те улыбки, что таит

Юность в ямочках ланит,

Смех, целящий от кручины

И стирающий морщины,

Игры, плутни, пыл, задор,

Непринужденный разговор.

К нам стопою торопливой,

Словно в пляске прихотливой,

Порхни и приведи с высот

Свободу, что в горах живет.

Радость, чтя тебя, пребуду

Я с тобой всегда и всюду,

Деля с толпою слуг твоих

Невинные забавы их

Под утро жаворонку внемля,

Когда, как сторож с башни, землю

Он песней будит из-за туч,

Пока не вспыхнет первый луч;

Назло всем горестям, бросая

Приветливое "Здравствуй!" маю,

Глядящему ко мне в окно,

Что лозой оплетено;

Слушая, как криком кочет

Мглу прогнать скорее хочет

И вывести своих подруг

Спешит из птичника на луг,

Как лают псы в тиши рассветной,