Белый ночи. Гражданские песни

На месте улиц и дорог,

Для пира царского. Беспечных

Лился поток народных масс.

Никак не верилось в тот час,

Что не для наслаждений вечных

Неувядаемой весны

На свет все люди рождены,

Что где-то горькою заботой

Зачем-то опечален кто-то…

Но не красою площадей,

Не блеском праздничных огней

В тот вечер сердце умилялось.

Средь улиц, сумрачных всегда,

Где труд ютится и нужда,

Иное празднество справлялось.

Народ сознанья своего

Справлял святое торжество.

Похож был праздник на сраженье.

Шум, давка, топот и смятенье,

Стрельба из окон, лес знамен,

Восторг, безумье, опьяненье,

И дым, и свист, и гул, и стон…

Толпы ликующей потоки

Шумят, сливаются, бегут

И вместе далее текут

Туда, на площадь, где высоко

И величава, и стройна,

Стоит венчанная жена

С мечом и с факелом, пятою

Поправ насилие и мрак,

И, как над бездною маяк,

Царит безмолвно над толпою.

Я у подножья твоего

Стоял, о чуждая свобода,

Я, млея, видел торжество

Твое и твоего народа.

Он, как жену, тебя ласкал,

Тебе молился, как богине.

Мир жарче ласк не зрел доныне,

Молитвы чище не слыхал.

Я видел: старики рыдали,

И матери своих детей

К тебе с молитвой поднимали.

Чужие, с радостью друзей,

Друг друга крепко обнимали.

В избытке чувств, само собой

Свободно окрыляясь, слово

Лилось, правдиво и сурово,

Перед внимательной толпой.

Забыл народ былые раны

И ликовал, как грудь одна.

Все от восторга были пьяны

И ни единый — от вина.

Толпа шумящая сливалась

В семью великую граждан.

Душа росла и очищалась,

И, словно пламя в ураган,

Далеко песня разливалась

Из груди в грудь, из уст в уста,

Как на полях тех битв неравных,

Где всех врагов своих бесславных

Не раз сражала песня та,

Как гром рассерженной свободы,

И от неволи край родной,

И от позора все народы

Спасала силой неземной…

Да, то был праздник и — сраженье.

Врагам свободы пораженье

Одной лишь радостью своей

Нанес ты, о народ великий!

Когда из тысячи грудей

Неслись ликующие крики,

Исчадья злобы вековой

Завыли от предсмертной боли.

Ты наступил на грудь неволи

Своею пляшущей пятой!

Ты в этот день, с богами сходен,

Все блага высшие постиг!

Ты был спокоен и свободен,

Ты был разумен и велик!..

И внемля с завистью чужих восторгов шуму,

Отчизна, о тебе нерадостную думу

Невольно думал я… С твоею нищетой,

С твоей застывшею, безмолвною кручиной,

Перед ликующей чужбиной

Ты показалась мне библейскою вдовой,

Что на распутиях беспомощно скорбела…

Да, на распутиях, родимая страна,

Все годы лучшие ты провела одна.

Небес ли над тобой проклятье тяготело,

Иль обессилил враг, иль поразил недуг?

Как тайну разгадать твоей судьбы плачевной?

Ни глубиной ума, ни кротостью душевной

Не ниже ты своих счастливейших подруг.

Добрее нет, сильнее нет народа

Твоих сынов-богатырей,

И поражает щедростью своей

Твоя богатая природа.

Ты изобильна всем, чем красен Божий свет,

Что счастие людское созидает.

Зачем же счастия в тебе, отчизна, нет?

Зачем же твой народ, народ-Тантал, страдает,

Всем беден, лишь одним терпением богат,

О лучшем будущем заботясь так же мало,

Как бы о роскоши случайного привала

За час пред битвою солдат?..

О, родина моя, о, родина мечтаний!

Где тот, кто жизни путь откроет пред тобой,

И кто от вековых скитаний

Твоих детей больных вернет под кров родной?

Нет перепутия, твои где не блуждали

Мечты высокие и честные печали.

Нет громких слов, нет светлых грез,

За что не пролила ты крови или слез.

Нет тех чужих пиров, где ты бы не хмелела,

Нет тех чужих скорбей, чем ты бы не скорбела,

Болезней нет чужих, чем ты бы не болела!..

О, родина моя! Ты на груди своей,

На любящей груди, и ядовитых змей

И кротких голубей не раз отогревала,

Лишь про детей своих всегда ты забывала…

Ты все изведала: высокие мечты,

Правдивой совести святые укоризны,

Паренье в небеса и жажду красоты.

Когда же ощутишь ты жажду жизни, жизни?

Когда начнет народ твой знание любить,

Когда про рабство позабудет,

И горя горького не будет

Ни в будни накоплять, ни в праздники топить?..

Когда, о, мать моя, твои затихнут стоны,

И не дерзнут кичиться пред тобой,

Народы всей земли — как честные матроны

Перед погибшею женой?

Кичиться — чем? Не ты ль оберегала

Чертог, где пир себе готовили они,

И грудью ураган не ты ли задержала,

Грозивший потушить их яркие огни?

И что ж? Когда потом и ты в чертог вступила,

Там места не было тебе…

Когда от светочей ты бурю отклонила,

Во тьме осталась ты, подобная рабе…

И стал твой жребий — скорбь, и имя — слово брани…

О, родина моя! О родина страданий!..

ПОСЛЕДНЯЯ ИСПОВЕДЬ

Внутренность каземата. Пять часов утра. На железной койке лежит исхудалый юноша. За дверью шаги и бряцанье ключей. Заключенный быстро садится. Входит священник с распятием; в глубине смутно видны фигура в красной рубахе и солдаты.

Священник.

Во имя

Отца и Сына и Святого Духа,

Аминь! (Молчание). Очнись, мой сын! Великий миг

Приблизился… (Молчание). Мне краткие мгновенья

Беседовать позволено с тобой:

Не трать, мой сын, мгновений дорогих!

(Молчание).

На страшный путь ты должен запастись

Спокойствием и бодростью… Я мир

Душе твоей несу.

Осужденный.

(оглядываясь и указывая на палача).

А этот — телу?

Священник.

И я, и он — покорные послы

Пославших нас: небесной власти — я,

А он — земной. Я — вестник всепрощенья

И благости Творца, а он… он — казни

Невольный вестник…

Осужденный.

Ты сперва простишь,

А он потом казнит меня — не так ли?

Священник.

Людская казнь свершится и пройдет,

Но вечною пребудет благость Божья;

Не отвергай последний дар любви —

Земной залог Господня примиренья.

Покайся, сын, в грехах…

Осужденный.

Старик,

Уйди! В моих раскаявшись грехах,

Смертельный грех я б совершил пред смертью.

На грех такой меня духовный пастырь

С распятием в руках склоняет!..

Священник.

Сын мой,

Между тобой и судьями твоими

Не я судья. Молитву я, не суд,

Пришел творить. Молись, дитя, и кайся!

Осужденный.

Пусть будет так! Услышь же ты, старик,

Предсмертное раскаянье мое!

«Прости, Господь, что бедных и голодных

Я горячо, как братьев, полюбил…

Прости, Господь, что вечное добро

Я не считал несбыточною сказкой.

Прости, Господь, что я добру служил

Не языком одним медоточивым,

Но весь — умом, и сердцем, и руками…

Прости, Господь, что родине несчастной

И в смертный час я верен остаюсь,

Что я, рабом родившись меж рабами,

Среди рабов — свободный умираю.

Прости, Господь, что я к врагам народным

Всю жизнь пылал священною враждой,

Что я друзьям не изменял в несчастьи,

Что вырывал из хищных лап злодеев

Невинные истерзанные жертвы;

Что гадине смертельно-ядовитой

Я притуплял отравленные зубы;

Что я смутил безумным воплем мести

Развратный пир прожорливых святош,

Что я убийц казнил за их убийства…»

Священник.