СЛОЖИЛ БЫ СТРОЧКУ И СБЕРЕГ
Сложил бы строчку и сберег,
Знал цену каждому словечку,
Когда б привал на малый срок,
Когда б коптилку или свечку.
Но ничего в дороге нет.
Визжат, давясь песком, снаряды.
Слепой холодный свет ракет
Колеблется от канонады.
Толпой за нами смерть по следу
И слово — пуле и штыку, —
Но только так берут победу,
И добывают так строку.
Северо-Западный фронт, июнь 1941
МЫ ШЛИ НАЗАД, БЛЕДНЫ ОТ ГНЕВА
Мы шли назад, бледны от гнева.
Штыки в крови. Нагрет металл.
И пепел хлеба, пепел хлеба
В глазах угрюмых оседал.
Мы шли назад. А к нам из тыла
Спешили в черный этот час
Урала яростная сила,
Твоя уверенность, Кузбасс.
Гремят гранаты, бесноваты,
И душу тяжелит вина —
Мы пятимся… Но даль расплаты
Полуослепшим нам — видна…
РЕКА
Стоим в окопах у Ловати.
Почти в траншеи бьет волна.
В ознобе взрывов на закате
Река угрюма и мутна.
Ей долго быть чертою синей
На картах Ставки и штабных,
Пока врагов не опрокинем,
Пока не вдавим в землю их.
Солдату высшая награда,
Чтоб ты струилась, широка, —
И не рубеж, и не преграда,
А просто — синяя река,
В которой мирно мокнут сети,
Куда, уздечкою звеня,
Приходит мальчик на рассвете
Поить колхозного коня.
ПОЭТ
Мы жили с ним в блиндажике-землянке,
На сене спали у костра вдвоем,
Ползли сквозь ночь по выжженной полянке,
Издерганной винтовочным огнем.
Бежали, задыхаясь, на рассвете
За танками ревущими, в огне.
Глотая слезы, видели, как дети
Без плача умирают на войне.
…Благословен тот лес на перевале,
Сырой блиндаж с коптилкой у виска,
Где он слагал стихи, которых ждали
Идущие под пулями войска.
В БЕСКРОВНОМ ПЛАМЕНИ РАССВЕТА
В бескровном пламени рассвета
Поля пусты, земля в золе,
В огне боев сгорело лето
На этой северной земле.
Дома истерзаны войною,
И смерть обыденно близка,
И голый тополь над стеною,
Как жало ржавого штыка.
За черным остовом завода
Тропа опальная пуста,
И пенят масляную воду
Быки разбитого моста.
Здесь враг прошел. Пожаром веет.
И в горле — ярости комок.
Кто ненавидеть не умеет,
Тот никогда любить не мог.
Северо-Западный фронт, 1941
БЛЕСТИТ НА ТРАВКЕ ПЕРВЫЙ ИНЕЙ
Блестит на травке первый иней,
Трещит легонько ломкий лед.
На горизонте небо сине,
Уходят летчики в полет.
Иной и шутит, и беспечен,
Как будто гладкий выпал путь,
А он уж пулею примечен,
Ему и дня не протянуть.
Мне говорят: «Зачем лукавить?
Пусть каждый будет сам собой, —
Судьба солдата не легка ведь,
Так не заигрывай с судьбой…»
И все ж — да славится бравада,
Хоть не проста она вдвойне:
Ведь жить-то надо, драться надо,
И на войне — как на войне!
НЕ ТО… НЕ ТО… Я ЗНАЮ САМ…
Не то… не то… Я знаю сам…
Опять на травах сплю ежовых,
И ковыляет по лесам
Дорога в язвах и ожогах.
Не то сказал… Не так ушел…
А гром и злобен, и огромен,
А над войною воздух желт,
И тучи черные багровы.
И в пулеметных лентах Русь,
Врагам не отдана на травлю.
…Прости меня. Даст бог, вернусь —
Все доскажу и все поправлю.
ШИНЕЛЬ БОЙЦА ОТ СНЕГА ЗАДУБЕЛА
Шинель бойца от снега задубела.
И костерок уже погас сырой.
В окопе все покрыто белой
Шершавою обветренной корой.
Солдат не замечает вьюжной пыли,
Утрат сейчас не помнит и потерь:
Бойцы сегодня письма получили,
И он с детьми беседует теперь.
МЫ НА ДНЕ ОКОПЧИКА УСНУЛИ
Мы на дне окопчика уснули.
Над войной покой наш вознесен.
Падают пылающие пули
Прямо в мой багровый полусон.
Падают, не задевают тела…
Стихла ночь… Ни звука, ни огня…
Иль душа от тела отлетела.
На болоте бросила меня?
…Кое-как растягиваю веки,
Снег стираю тлеющий с лица.
Рядом спят вповалку человеки,
Будто жен обнявши ружьеца.
Милые! Какая мне удача —
Вы живые, и окоп живой!
Мины лишь бормочут и судачат,
Перекатываясь над головой.
Часовые маются до света.
Над окопчиком в потеках льда
Бледная качается ракета —
Полночи военная звезда.
И в своем убежище убогом,
Поворчав на холод и на тьму,
Снова я протискиваюсь боком
К ближнему братану моему.
И, в шинель укутываясь туже,
Засыпая, ухмыляюсь зло:
«А врагу в России хуже… хуже…
Всю Россию снегом замело…»
Под Старой Руссой, декабрь 1941