День рассеянный, день нестройный
Мною властвует как рабом;
В суете его беспокойной
Я ношусь и кружусь пером…
Нет ни силы в душе, ни воли,
Нет мечты в уме золотой,
Нет на сердце колючей боли,
Нет и радости в нем живой.
Но лишь смолкнет день этот буйный
И волнами на мир падет
Сумрак вечера тихоструйный
И покоем всё обовьет —
Начинаю я возрожденье:
Грудь колышется и дрожит,
Сердце с силою про мученье,
Про печали мне говорит…
В нем воскреснет мир тайн избра́нных,
И тоскует оно об них,
О привязанностях попранных,
Умилительных и святых;
И рождает в нем скорбь и сладость
Память юности и тех дней,
Как ему улыбалась радость
И надежда в венце лучей!
<1842>
Сперва с отрадой суеверной
Душа на целый свет глядит
И в простоте нелицемерной
Открытый мир боготворит.
Вся жизнь ей кажется залогом
Блаженства, счастия, мечты,
Весь свет пленительным чертогом
Неизъяснимой красоты.
И в думе пламенно-могучей
Она хотела бы обнять
Весь мир любовию кипучей,
Превознести, облобызать…
О, дайте красок самоцветных,
Одеть всё в радужный покров!
О, дайте песен искрометных,
Лучистых звуков, жарких слов!
Но скоро с чудным обаяньем
Душа расстаться уж должна…
Восторг погас; негодованьем
Воспламеняется она.
Перед ее смущенным взором
Разоблачился этот свет
Со всем стыдом, со всем позором
Страстей торговых и сует…
О, чем доверчиво пленялась,
Чему восторг она несла,
Какой личиной ослеплялась
И в чем любовию жила!
И гнев кипящий в ней клокочет:
Надежд отрадных лишена,
Разочарованная, хочет
Изранить черный свет она —
Снять чешую с пифона-змея,
Коварство, хищность обнажить,
Постигнуть ужасом злодея,
Порок и месть оцепенить…
О, дайте метких стрел могучих —
Мир ядовитый поражать!
О, дайте, дайте молний жгучих,
Перунов огненную рать!
<1842>
Как ветер закрути́т мгновенно прах летучий,
И вдруг, исполнены отваги калено́й,
Воинственно начнут накатываться тучи
На своде голубом, одетом тишиной,
И небо сжатое воспрянет, загрохочет,
И вздутая река сердито заклокочет, —
Тогда, неведомой восторженности полн,
Люблю я услаждать мой слух игрою волн,
С благоговением их дико-стройный голос
И гром святых небес ловлю моей душой,
И в страхе сладостном вздымается мой волос,
И весь я становлюсь дрожащею струной.
Но после знойных бурь слезливо и печально
К нам осень тянется… На бледный небосклон
Станицы хворых туч сойдутся погребально,
И в сумрак и в дожди закутается он:
Томят его и скорбь, и немощные раны,
Перунов огненных подарок роковой…
По долам широко постелются туманы,
И тощая волна подымет грустный вой.
Тогда моя душа с развенчанной природой
Горюет заодно, полна тяжелых снов,
И сердце не дрожит ни силой, ни свободой,
И слух не празднует под музыкой громов.
Но вот летит зима, летит зиждитель-холод;
Водам кует броню его всесильный молот,
И палица его клеймит земли кору,
И блещут на стекле узоры поутру.
И снежные валы, восстав, кипят сурово,
И рощи без одежд свое заводят слово…
Тогда я восхищен и жизни снова рад!
Раскинется везде торжественность и воля;
Разгульем удалым гудят равнины поля,
И длится между скал борея перекат…
И этот гордый шум, холодный шум погоды
Мне кажется лихим веселием природы
И смехом праздничным над бурями тех дней,
Как вспыхивала твердь от молнийных огней!
Не так же ли трунит и опытная старость,
Когда заснет огонь бунтующих страстей,
Когда умолкнет их слепая блажь и ярость
И грудь не закипит опять от их ключей?
<1842>
Не сетуй, смертный, вольнодумно,
Что жизнь мятежная твоя
Без цели реет слепо, шумно
В широком поле бытия;
Что ты кружишься легким пухом,
Не зная около чего…
Угомонись скорбящим духом,
Не мучь рассудка своего!
Взгляни на мир: не так ли мчатся
Под небосклоном облака —
Придут, нависнут, удалятся
И вновь летят издалека?
Кто их для вечного убранства
Задержит в небе голубом?
Земля, игралище пространства,
Сама вертится колесом;
И тверди гордые светила
Обречены на быстрый ход;
Круговращательная сила
Весь поворачивает свод.
И ты, мгновенного призванья
Мгновенный сын, ту ж долю знай,
Вертись… и череде созданья
Противоречить не желай!
Среди бессонного круженья,
Среди превратностей дыши,
И пей струю самопрезренья
В холодной горечи души!
<1842>
