На нем работала женщина –
Так, – под сорок, и больше молчала.
Этот лифт был старый и в трещинах,
Кое-где торчала мочала,
Мы поехали вниз, до подвала.
А в подвале ходили жители,
Повторяя одно и то же:
«Не пытайтесь до горней обители,
Мы для тех этажей негожи!»
А в углах возникали рожи:
Сперва – ничего за потемками,
А потом пузыри и пятна
Там сцеплялись углами ломкими
И глядели лицом неприятным.
Истязали жильцов, вероятно.
Мы скорее от них: «Поднимите нас!
– Поскорее на первый этаж!»
Нас тревожит эта медлительность.
Лифт дополз: наконец, это наш!
Он привычный, совсем не мираж!
«Ну, а дальше? Ведь есть сообщение?
Поднимите, пожалуйста,выше!»
Лифт уходит наверх, в расщелину,
Он идет всё тише и тише –
Мы теперь, наверно, под крышей.
Но кабина сквозь щели затоплена
Совершенно невиданным светом.
Мы сейчас же к лифтерше с воплями:
«Мы хотим выходить на этом –
Тут тепло и светло, как летом!»
Но она: «Остановка не тут еще!»
И потом поясняет мрачно:
«Там сияет Свет Испытующий,
Там все для всего прозрачны.
Оно не для всех удачно…»
И вот чердак дико-каменный,
И ночное небо над нами.
И огромно, и пусто. И знаменем
Расстилается бледное пламя
Запредельного света — над нами.
Эксперименты с зеркалом – вы сели
Перед стеклянной глубиной
И в двойника вперили взгляд: отселе
Для вас начнется мир иной.
Иной – он мир обратный: лево – справа…
Зеленоватый холодок
Сочится в мозг мой тонкою отравой
И застилает потолок.
И виден только в глубях отраженный,
Немой внимательный двойник.
Он слишком хищно, слишком напряженно
С той стороны к стеклу приник.
И вдруг встает, уходит деловито
Куда-то вбок и в глубину.
И мне он улыбнется ядовито:
«Иди за мной!..» И я тону.
Это я – и не я:
Эспаньолка моя! –
Нет се – как яйцо,
За стеклом вылезает босое лицо!
Это что ж? Колдовство?
Отраженье кого?
Ведь за мной – никого!
Это все-таки я – но надет
Бестолковый берет,
Серый в клетку, – со лба поперек –
Так не носят теперь – козырек –
А светильник – как матовый шар,
На веревкевисит … Но туман или пар
Всё в стекле заволок.
Вот опять потолок,
И свеча, и колет,
И мой красный берет!
Чтоб не быть от моих отражений в накладе:
Ух, не любят таких там, в Святой Эрмандаде!
— Перекрутят, как жгут,
А потоми сожгут!
Разбивать зеркала не к добру.
Лучше вот поутру
Заверну я проклятую вещь в покрывало
И снесу в потайную каморку подвала:
Там в сто лет не найти
К ней, проклятой, пути!
В моих экспериментах с зеркалами
Был странный случай: как-то я вошел
В свой кабинет под вечер за делами,
Чтоб не искать их утром, запер в стол,
И вот, смотрю – в стекле венецианском
Я в маскарадном виде отражен.
В костюме, как мне кажется, испанском.
Со шпагою – почти что из ножон.
Я был в спортивном клетчатом жакете, –
А там – шелка, и буффы. и перо, –
И всё же я – в ботфортах и в колете,
С бородкою, подстриженной остро.
Движенья наши повторялись те же:
Недоуменье и потом испуг.
Как долго длилось? Миги долго брезжат…
Всё помутнело и исчезло вдруг.
Но перед тем бездонной вереницей
В зеркальной глуби были огоньки,
И отражали бесконечно лица
Испуганные двойники.
В зеленой глуби, без движенья,
В прозрачных потайных углах,
Живут бездонно отраженья
В двух параллельных зеркалах.
Они таятся там веками,
Пока не вызовешь их ты,
И, как огней болотных пламя,
Они всплывут из темноты.
И ты поймешь тогда, что время –
Лишь отраженье двух зеркал,
Где два Ничто играют теми,
Кто попадает в их оскал.
