Он служил в отделении внутренних дел
Городского района "Хамовники",
Вспоминая о юности в Караганде,
Где когда-то он строил коровники.
С белобрысым пушком по-над верхней губой
Напевая "Калинку-малинку",
Он ходил на дежурство, таская с собой
Автомат АКС и дубинку.
Патрулируя в скверах, где было темно,
Паспорта он девушек требовал,
Но любви настоящей, как будто в кино,
У него самого-то и не было.
Может быть, потому что он был некрасив
На лицо и на прочую внешность,
Но в душе его, словно в пруду караси,
Молчаливая плавала нежность.
И однажды, когда он устраивал шмон,
В подворотне затворами клацая,
Вдруг увидел красивую девочку он
С документами без регистрации.
Словно с неба на землю спустилась луна
Серебрясь над ночной мостовою.
- Здравствуй, милый, - тихонько сказала она-
- Вот и свидились, значит с тобою!
Он хотел возразить, он хотел отказать,
Как учил их министр юстиции,
Но зачем-то сказал, опуская глаза:
- Честь имею… А я… из милиции...
Он смотрел на нее, опьяненный весной,
А тем временем злобно и тайно
Наблюдая за ними, возник за спиной
Подполковник Тарас Предыбайло.
Узловатой своею рукою держа
Милицейскую старую рацию,
он сурово промолвил: "Отставить, сержант!
Так нельзя проверять регистрацию!"
И схватил ее грубо, пытаясь толкнуть
и сорвать с нее блузку жестоко…
И сорвал, и толкнул на сомнительный путь
Искушенья, греха и порока.
Так зачем в эту ночь за Садовым кольцом,
Пережив свои драмы житейские,
рвал сержант с перекошенным бледным лицом
с плеч погоны свои милицейские?
И зачем уносилась любовь, как такси,
Посылая другому флюиды?
И зачем умирали в пруду караси,
Задыхаясь от жгучей обиды?
Там, где ночь огнями завязала
В зыбкий узел серебристый снег,
На перрон Казанского вокзала
Из вагона вышел человек,
Вынул сигарету, повернулся,
Тусклый взор от ветра заслоня,
Чиркнул зажигалкой, чертыхнулся
И напрягся в поисках огня.
А из параллельного состава,
Что пыхтел почти на всех парах,
Тоже вышел человек усталый
С сигаретой, тлеющей в зубах.
Словно дым над белым пепелищем,
В зимнем небе растекался свет…
- Не найдется ль огонька, дружище?
- Вовка, ты? Не верю… Сколько лет?
Как там поживают твои жены?
Как там Светка, Нинка, Гаянэ?…
- Это ты, Серега? Хрен моржовый…
Вот так встреча! Ё-ка-лэ-мэ-нэ!
Спрашиваешь, как там Светка с Нинкой?
Я расстался с ними без обид…
Раньше был я швейною машинкой,
А теперь лет пять, как не стоит.
- Значит, ты, дружище, без гарема,
И глаза, я вижу, без огня…
У меня такая же проблема,
Веришь, та же самая херня!
Нож гудка разрезал плоть мороза,
Передав колесам дробный зуд:
Значит, до отхода паровоза
Оставалось меньше двух минут.
Пассажир, кого назвали Вовкой,
Посмотрел на друга своего:
Старый, лысый, правда, нос морковкой,
Но прогнившей, только и всего.
- Ну давай, до скорого, Серега,
Свидимся с тобою, может быть…
У меня вот дальняя дорога:
Трое суток в Казахстан пилить…
Он обнял товарища за плечи,
Притянул к себе, поцеловал
- Вслед за расставаньем будет встреча! –
Что-то в этом роде он сказал.
Пассажир, кого Серегой звали,
Тоже друга захотел обнять,
И почуял прямо на вокзале
То, что он не чувствовал лет пять.
То, над чем он с докторами бился,
Принимая «Золотой Конёк»,
То, чего он в койке не добился
Даже с резвой Катей Огонёк!
По его щекам катились слёзы
Он стоял и плакал, как юнец,
Но гудок прощальный паровоза
Их объятьям положил конец.
Встретились два друга на вокзале,
Видимо, не виделись давно.
Одного из них Серёгой звали…
Вот такое грустное кино!
