Пришла печальная и строгая.
Не день, не два ее сюда
Везли железною дорогою
На Крайний Север поезда.
И наконец, дойдя до палубы,
Так сильно утомилась мать,
Что, кажется, сейчас упала бы,
Когда б ее не поддержать.
Закатное густело зарево,
Окутав скалы и залив.
И тихо, тихо разговаривал
С матросской матерью комдив.
«Вот так же, Марфа Никаноровна,
Закат пылал и в том бою,
Когда с товарищами поровну
Делил ваш сын судьбу свою.
Он, может быть, всю жизнь вынашивал
Мечту о подвиге своем.
Награду — орден сына вашего —
Мы вам сегодня отдаем».
Нет, слез у матери не видели,
Наверно, выплакала их
Давно, в лесной своей обители,
Средь гор уральских снеговых.
И, снова рану сердца трогая,
Переживая вновь беду,
Она спросила:
«Как дорогу я
К могиле Ваниной найду?»
Комдив смотрел на мать растерянно,
Ей не решаясь объяснить,
Что нам обычаями велено
Матроса в море хоронить.
Сосной и травами душистыми
Пахнуло к нам из темноты, —
Держала мать живые, чистые,
Слегка увядшие цветы.
И сердце будто бы застыло вдруг,
И словно рухнула скала…
Ведь мать к могиле сына милого
За много верст
Цветы везла.
…Наперекор порядкам принятым,
С матросской матерью в поход
Эсминец шел к зыбям раскинутым,
Встречая солнечный восход.
Надолго, с небывалой силою
Тот день и час запечатлен,
Как над сыновнею могилою
Мать отдала Земной поклон.
И там, где был давно отмеренным
Известный градус широты, —
По океанским гребням вспененным
Поплыли яркие цветы.
Над необъятными просторами
Перед прозрачной кромкой льда
Они венками и узорами
У корабля легли тогда.
Казалось, не цветы разбросаны
За темным бортом корабля,
А это —
Утренними росами
Омыты русские поля.
И каждая росинка близкая,
Сверкающая бирюза —
Ее, казалось, материнская,
Сейчас пролитая слеза…
Шли в базу,
Завтра ли, сегодня ли —
Все знали: вновь дружить с волной.
И мы наутро якорь подняли,
Прощаясь с бухтою родной.
А у причала невысокого
Стояла, выйдя провожать,
Уже теперь не одинокая
И всех нас любящая мать.
И, глядя на море с тревогою
И боль и радость затая,
Сказала нам перед дорогою:
«Счастливый путь вам,
Сыновья».
Мы вышли в даль необозримую,
Где смелых бурям не сломать,
И каждый вспоминал родимую,
Свою,
Единственную мать;
И знал, что сколько миль ни пройдено —
Она с ним шла одним путем.
И не случайно
Нашу Родину
Мы тоже Матерью зовем.
Голубика, голубица,
Ягода таежная,
Для чего тебе родиться
В этом бездорожии?
Для чего в краю лосином
Ты красуешься, растешь
И над пагубной трясиной
Гордо ягодки несешь?
Созреваешь втихомолку,
Чтоб попасть медведю в пасть,
Ты б к рабочему поселку,
Голубика, подалась.
Подоткнув шелка и ситцы,
Вольный промысел любя,
Сибирячки-молодицы
Собирают там тебя.
И руками,
И совками
Сыпят с бойким говорком…
Тонут кони под вьюками,
По трясине мы идем.
Сбил с пути нас дождь угрюмый,
Стала тропка дном речным.
И бредет отрядом дума:
«Может, карты не точны?»
И глядит, глядит нам в лица
Синяя, тревожная
Голубика, голубица,
Ягода таежная!
Каплет с неба, каплет с веток;
Только мокрый бурелом,
Только слышно — в сопках где-то
По-медвежьи ухнул гром.
Только дальше углубиться
Нам мешает топкий мох.
Почему же, голубица,
Не растешь ты у дорог?
Есть дороги — загляденье!
Кто не хаживал по ним?
Где-то рядом с днем весенним
Мы их в памяти храним.
Там холодными ночами
Не теснятся у костров.
Там мы, ягодка, встречали
Нашу первую любовь.
И теперь она искрится
И теперь поет, маня.
Сто веснушек да ресницы —
Вот и вся любовь моя!
…Тонут кони, вязнут кони,
Над трясиной синий свет…
Как кедровка по-вороньи
Прокричала нам вослед,
Как сумели мы пробиться,
Злые, осторожные,
Знаешь ты лишь, голубица,
Ягода таежная!
