Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе
На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе, Мережковский Дмитрий Сергееевич-- . Жанр: Поэзия. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.
Название: Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе
Дата добавления: 15 январь 2020
Количество просмотров: 332
Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе читать книгу онлайн
Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе - читать бесплатно онлайн , автор Мережковский Дмитрий Сергееевич
Первая книга антологии дает широкую панораму поэзии старшего поколения русской эмиграции: от главных представителей русского символизма — Д. Мережковского, Вяч. Иванова, З. Гиппиус до старейшего представителя второй волны русской эмиграции Д. Кленовского. Большая часть имен этой книги хорошо известна русскому читателю, в том числе И. Бунин, В. Ходасевич, М. Цветаева, И. Северянин, — но многие прочно и незаслуженно забыты даже литературоведением русского зарубежья. В этом томе читатель найдет стихи Л. Бердяевой (жены философа), А. Кондратьева, Ю. Терапиано, А. Присмановой и многих других.
В антологию включены произведения, созданные поэтами только в эмигрантский период творчества.
Издание рассчитано на широкий круг читателей, а также может служить учебным пособием по литературе русского зарубежья.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Перейти на страницу:
Окаменелый дух
Материя — окаменелый дух,
Уставший от бесплодного блужданья.
Покой небытия ему как пух,
Как передышка в мире от страданья.
Но кончится окамененье вдруг,
И снова начинается созданье,
И пламенный в безбережности круг,
И безнадежное самосознанье.
Материя — окаменевший бюст
Отриколийского в земле Зевеса.
Вот-вот из мраморных раздастся уст
Стихийная космическая месса,
И мир не будет безнадежно пуст,
И разорвется синяя завеса!
Бес
У каждого свой Ангел есть Хранитель,
Но и презренный есть домашний бес,
И не проходит уж вблизи Спаситель,
Чтобы изгнать его в исподний лес.
А он страшней, чем древний Искуситель,
Ни власти не сулит он, ни чудес:
Он каждодневный в черепе наш житель
И баламутит образы небес.
Он сердце нам сжимает, как тисками,
И вызывает нестерпимый страх,
Он с тайн срывает дерзкими руками
Завесы все: святыни без рубах,
Мечты — как проститутки меж гробами,
Свобода — палисад кровавых плах.
Фитилек
Будь рад, что фитилек твой замигал
И скоро упадет на дно лампады:
Ты ничего во тьме не освещал
И только тлел от жизненной услады.
Вверху все тот же ангелов хорал,
Внизу все то же блеющее стадо,
За сводом храма низменный кагал
И страшное обличье маскарада.
Мой свет для освещенья древних риз
И византийских мозаичных ликов.
Глаза молящихся. Лепной карниз.
На солнце ж гул беснующихся криков,
Да пену мечущий на скалы бриз,
Да полное смешение языков.
Гибель Арго
Что остается впереди? Могила,
Сосновый, лесом пахнущий кокон,
Хоть я большая творческая сила,
Светящая из тысячи окон.
Кумейская сулила мне сивилла
Загадочный и величавый сон,
Но жизнь моя, как облако, проплыла,
И я давно покинул Геликон.
Классические все увяли мифы,
И Фидия величественный стиль.
Мятежные сыны мы Гога [43] — скифы,
Что обратили мир в золу и пыль.
Расшибся Арго, наш корабль, о рифы,
И над курганом шелестит ковыль.
На отмели
Дремлет море, тихо дремлет,
Тихо дремлет и горит.
Душу сладкий сон объемлет,
Сон объемлет и творит
Слово вещее, живое,
Слово странное в груди.
Настоящее, былое —
Все осталось позади!
Солнце золотой стрелою
Тело голое разит,
Солнце, как по аналою,
Золотым перстом скользит:
Все листы душевной книги,
Всё оно перевернет,
Раскаленные вериги
Переест и раскует.
И душа тоща гармоний
Несказуемых полна, —
Мысли окрыленной кони
Мчатся через царство сна.
Вечность в мимолетном миге
Кажется воплощена, —
И в Создателевой книге
Строчка каждая ясна.
1927
Змеиный остров
В Черном море остров есть песчаный,
По прозванью Остров Змей,
Где я находил покой желанный
И чешуйчатых друзей.
Жили там лишь рыбаки босые
В камышовых шалашах,
И в кустах козявки голубые,
Жил и я, как древний шах.
С рыбаками я из Аккермана
Плыл под парусом туда
Для фантазии святой байрама [44].
Рыба вся была еда,
Да коврига хлеба, что по виду
Походил на чернозем,
Но никто там не терпел обиды,
И вокруг был Божий Дом.
Я читал морским сиренам песни,
И сползались из кустов,
В круг вблизи меня сплетаясь тесный,
Змеи всяческих родов.
Были там простые желтобрюшки,
Ужики из камышей Днестра,
Были там опасные чернушки,
Но и тех моя игра
Чаровала, как Великий Пан,
Хоть звучал простой сиринкс
И мне вторил грозный океан.
Да и сам я был, как Сфинкс,
Вряд ли братье островной понятен,
Внучкам райской колубрины.
Но, должно быть, голос мой приятен
Был для всей семьи звериной.
Что бы ни было, всю жизнь потом
Лучших я друзей не зрел,
И теперь последних песен том
Им я мысленно пропел.
А. Черный
Голос обывателя
В двадцать третьем году, весной,
В берлинской пивной
Сошлись русские эмигранты,
«Наемники Антанты»,
«Мелкобуржуазные предатели»
И «социал-соглашатели»…
Тема беседы была бескрайна,
Как теософская тайна:
Что такое эмиграция?
Особая ли нация?
Отбор ли лучших людей?
Или каждый эмигрант — злодей?
Кто-то даже сказал На весь зал:
«Эмигранты — сплошь обыватели!»
А ведь это страшнее, чем «социал-соглашатели»…
Прокравшийся в зал из-под пола
Наканунский Лойола [45]
Предложил надеть на шею веревку
И вернуться в советскую мышеловку, —
Сам он, в силу каких-то причин,
Возлюбил буржуазный Берлин…
Спорящих было двенадцать,
Точек зрения — двадцать, —
Моя, двадцать первая, самая простая,
Такая:
Каждый может жить совершенно свободно,
Где угодно.
В прежнее время —
Ногу в стремя,
Белье в чемодан,
Заграничный паспорт в карман,
Целовал свою Пенелопу
И уезжал в Европу.
В аракчеевской красной казарме
Не так гуманны жандармы,
Кто откупался червонцем,
Кто притворялся эстонцем,
Кто, просто сорвавшись с цéпи,
Бежал в леса и степи…
Тысячам тысяч не довелось;
Кое-кому удалось…
Это и есть эмиграция,
Цыганская пестрая нация.
Как в любой человеческой груде
В ней есть разные люди.
Получше — похуже,
Пошире — поуже,
Но судить нам друг друга нелепо,
И так живется, как в склепе…
Что же касается «завоеваний революции»,
О которых невнятно бормочут иные Конфуции,
То скажу, как один пожилой еврей
(Что, пожалуй, всего мудрей):
Революция — очень хорошая штука, —
Почему бы и нет?
Но первые семьдесят лет
Не жизнь, а сплошная мука.
Перейти на страницу:
