Таким он был.
Таким он и останется в нашей памяти.
В книгу, которая выпускается «Молодой гвардией», включены почти все стихи Ивана Рогова. Тексты их заново сверены по дошедшим до нас авторским рукописям и последним прижизненным публикациям. Таким образом, они несколько отличаются от текстов, приведенных в сборнике «Письма друзьям» и в сборнике «Пять обелисков».
Публикуются также и письма Ивана Рогова, посланные им с фронта сестре, брату и родителям. Мы сочли целесообразным дать их в книге, так как они, на наш взгляд, существенно дополняют представление о Рогове — поэте, гражданине и воине. В них живет присущая нашему народу в часы трудных испытаний несгибаемость духа, а написаны они столь свежо и ярко, что, знакомясь с ними, представляешь и фронтовую обстановку, и все то, чем жил, о чем думал в последние месяцы своей жизни этот неповторимый талант-самородок.
Три букета цветов
Я поставлю на стол.
Первой свежести,
Диких,
омытых дождями.
Приезжайте, друзья мои!
Белый терновник расцвел.
Восковые кувшинки плывут,
Медуница цветы раскрывает…
И увидите вы, как покрыто все это
Неподвижным сиянием
нашего красного лета.
Приезжайте!
Вам — зори? Я зори вам дам!
Воздух будет с лугов —
хоть в ладони бери по утрам.
Пирогом угощу вас —
вы не ели таких пирогов —
Белым, пышным, пахучим,
из новой муки,
с молоком!
Яблок, что ли, не хватит?
Не одолеть!
Они тучами виснут.
Их клонит к земле.
Может быть, огурцов вам захочется свежих?
Мы их с грядок возьмем,
Принесем их,
Разрежем,
Посолим и потрем,
И сметаной покроем.
Приезжайте. Я жду вас.
Приезжайте все трое.
А постель вам какая готова!
В ней спят
Отшумевшие ливни
и запахи мят.
Упадешь и утонешь
в сумятицу снов.
Сны смешаются с запахами цветов.
Только будем ли первую ночь мы спать?
Я хочу с вами вместе
Свое вспоминать.
Я прослушать хочу
биение наших сердец.
Я хочу убедиться,
где будет начало,
где будет конец
Чистоте наших чувств…
дер. Леонтьево,
август 1935
Вишни догорают. Над садами зной.
Облака несмело проходят стороной.
Так ты мне писала.
Мы глядим и ждем:
Брызнут помидоры кровяным дождем.
Яблоки! Не знали столько яблок — страх!
Падают и трескаются, тают на губах.
Пыль и смех на гумнах, песни — стон стоит.
Все они — ударники, товарищи твои.
Так ты мне писала.
Листья бьют в окно.
Пашки под окошком не видать давно.
Гармонисты! Помнишь? Ничем не дорожат.
Как рванут вдоль улицы — стекла задрожат.
И пустеют избы, прочь летит засов.
Лишь молчат деревья в одиннадцать часов.
Так ты мне писала.
Приходи скорей,
Приводи тобою прославленных друзей.
Припасу вам яблок, с лучших яблонь — вам.
С той, что всех задумчивей гнется по утрам.
Прежние товарищи соскучились и ждут.
Верные товарищи, что надо, припасут.
А Белова Пашка косы заплетет,
По плечам раскинет — черные — вразлет.
И наденет платье в клеточку и вот,
Как мы сядем чай пить, под окном пройдет.
Так ты мне писала.
Сентябрь, 1934
Зябко. Багровый качается чад,
В полутемень двора уходящий. Светает.
Словно зубы, продрогшие прутья стучат.
Ни души. Где-то кот промяукал. Взлетая,
Снова падают галки на свежий настил.
Выходи и шепчи драгоценное имя!
Повторяй в пустоте, выбивайся из сил!
Веруй, жди и зови! Если бог не простил,
Он простит, потрясенный словами твоими.
До чего опостылели, если б кто знал,
Эти поиски — ощупью — неизвестного счастья.
Лучше — дверь на крючок! Лучше — ниц, наповал.
Запереться, закрыться, чтоб никто не видал
И никто б не ходил с лицемерным участьем.
Вот что вспомнилось:
Шею — вполоборот,
Извивая хвосты, золотясь на закате,
Возвращались коровы. Их ждут у ворот —
С дойниками, с кусками, в подоткнутом платье.
Начиналась веселая музыка струй,
Ударяющих в донце протяжно и мило.
А тебе становилось невмочь. Протестуй!
Позови! Хоть одна бы на зов своротила!
Ни одна.
Опускается пыль под окном.
Ты ходила в чужие дворы и глядела.
Там коровами пахло, парным молоком.
Ты стояла подолгу в пушистых приделах.
Ты не раз создавала такой же придел.
Ты его утепляла мечтами своими.
И, боясь, не дознался б кто, не доглядел,
Ты в него поселяла красивое имя.
Ты клялась этим именем богу. Детей
Ты баюкала им и себя утешала.
И ждала. И ждала, чтоб оно из клетей
На пастуший рожок на заре замычало.
А оно не мычало. Молчало оно.
Все припомнила ты. Это было давно.
И когда — после всех ожиданий и бед —
От колхоза соседка с теленком явилась
И сказала, что этот теленок — тебе.
Ты не знала, что делать, засуетилась.
Ну а что тебе делать? Не стыдиться ж людей?
Ты не будешь стоять за чужими дворами.
Принеси ей соломы, неси, не жалей.
Расстели ей солому коврами, коврами!
Выйдешь утром, и в сонном уюте, впотьмах
Будет голос призывный, еще не забытый.
С каждым утром прямее стоит на ногах,
Тяжелеет басок, и твердеют копыта.
Вот она все увереннее жует.
И теперь для нее ничего-то не жалко.
Дай ей имя, как думала. К ней подойдет
Нареченное имя, красивое — Жданка.
1934
