Десятилетняя жизнь провела кайму,
Но не было ни дня, ни часа, ни мгновенья,
Когда б в труде, в борьбе, в порывах вдохновенья
Не обращалися мы памятью к тому,
Чье имя никогда не погрузится в тьму
И в холод мертвого забвенья.
На стыке двух эпох, на грани межевой,
Где пролетарский фронт смёл в натиске ударном
Разбойничий форпост всей банды биржевой,
Стоит пред нами он, волнующе-живой
В своем величье легендарном.
Бессмертье дел его пред нами наяву.
Многомильонным отраженьем
Отражено во всем, что встало во главу
Всех наших подвигов, что сделало Москву
Центрально-мировым культурным выраженьем.
Что превратило край чиновничьих кокард,
Страну с политикой казарменно-трактирной,
В Союз, где строит жизнь геройский авангард
Рабочей армии всемирной,
Где гениальный ученик,
Сменивший Ленина на поприще великом,
Ни на единый миг главою не поник
И не дал дрогнуть нам пред вражьим злобным кликом.
Сомкнув железные партийные ряды,
Он, дав отпор всему мещанскому лохмотью,
Заветы Ленина преобразил в труды
И ленинскую мысль облек живою плотью.
Бойцы, чья боевой отвагой дышит грудь,
Мы в этот день, в канун зовущих нас решений,
Чьи цели ленинский предуказал нам гений,
В челе со Сталиным, чьей воли не согнуть,
Клянемся превратить нам предстоящий путь
В путь триумфальных завершений!
В писаньях прессы буржуазной
За каждым словом западня,
Уснащена приправой разной
Одна и та же «злоба дня»,
Ее пройдохи-журналисты
С большою помпой подают, –
На слух неопытный – солисты,
Как будто разное поют:
Кто про мороз, а кто про иней, –
Но партитура их одна.
Была недавно героиней
«Ультракороткая волна».
О ней трубили так и этак,
На лад различный расцветив,
Но у статей и всех заметок
Был общий, жуткий, лейтмотив.
Дав пищу хищному экстазу,
Значенья мрачного полна,
Орудьем смерти стала сразу
Ультракороткая волна.
Заклокотало словоблудье
Продажно-пишущей шпаны:
«Какое мощное орудье
Для истребительной войны!»
«Весь вражий фронт из дальней дали
Сразим невидимой волной!»
«Война, какой мы не видали,
Перекроит весь шар земной!»
«Пред смертоносною волною
Ничто все вражьи рубежи!»
«Война!»
«Войны!»
«Войне!»
«Войною!»
На все склонялось падежи.
И лишь в одной стране, в советской,
Импульсов творческих полна,
Содружна вузам, школе детской
Ультракороткая волна.
Она – с подмогой аппаратов –
Осуществлять привлечена
«Пастеризацию томатов»
И «облучение зерна»,
Она работница – на грядке,
Она на ниве – хлебодар,
Наносит гибельный удар
Она в больницах лихорадке.
У нас – средь творческой структуры,
Средь мирных подвигов страны, –
Она – орудие культуры,
А не орудие войны, –
Оценена иной ценою,
У нас волшебная волна
Не смертоносною волною,
«Волною жизни» названа.
Крепя свои живые клетки,
Цветет Советская страна.
В ней жизнетворческой расцветки
Не только дивная волна:
Того же жизненного тона,
Задачи той же зрелый плод –
Стальная наша оборона,
Красноармейский наш оплот, –
В броне военной арматуры
Богатыри родной страны –
Орудье мира и культуры,
А не грабительской войны.
Но горе тем, кто с этой силой
Рискнет померяться в бою:
Оплатят собственной могилой
Они нахрапистость свою,
В часы ответной грозной кары
Они узнают, как сильны
Ультракороткие удары
Ее стремительной волны!
Выхожу на колхозно-газетное поле,
Пишу в «Колхозном комсомоле»,
Зачислившись в комсомольскую бригаду.
«Болтунов» комсомольских забираю в блокаду,
Пощекочу им маленечко пятки.
Занятные ребятки!
Об одном таком
Преболтливом парнишке
Прочитал я в письмишке.
Героя зовут Куликом.
Он приходится мне земляком:
На Херсонщине он «болтает» покуда,
Я же родом оттуда.
Вот места так места,
Красота!
Говорю я о них влюбленно.
Там сейчас уже нет зимних вьюг.
Это – юг.
Определенно.
Сейчас там тепло-претепло.
Комсомольцы весеннему солнышку рады.
Оживился колхоз «Радяньске село»
Токаревской сельрады.
Заходили люди торопливо,
Комсомольцы же особливо.
Глава комсомольской семейки,
Кулик, секретарь комсомольской ячейки,
Вышел утречком он на крыльцо,
Посмотрел и сказал твердо так, закаленно:
«Весна налицо.
Определенно!»
Сказал, точно он наложил резолюцию.
И пошел он вдоль улицы с резвою цюцею,
Со своею любимою цюценькой,
С собачкою куценькой.
Небо синее, чистое,
Солнце греет лучистое,
Ручейки говорливо лепечут,
Птички щебечут!
Картина ясна.
Не похоже на зиму и отдаленно.
Это весна.
Определенно!
Как секретарь справедливо отметил.
Но, увы, не был светел
Секретаря озабоченный лик.
На почте Кулик
С места на место газеты перекладывал,
На проходящих рассеянно взглядывал,
Морщины чело его бороздили,
А мозг напряженный гвоздили
Думы – мысли тревожные:
«Лошади ненадежные…
Не готовы книжные киоски…»
Падал пепел с потухшей папироски.
Эка забот!
Эка хлопот!
Эка!..
Эка!..
Нашла тоска на человека.
Средь своего аппарата
Он головою поник.
А в обед прибежали ребята:
«Мы за тобою, Кулик!
Погодка выдалась, точно
Нарочно.
Дорожить надо этаким днем.
Сорняки убирать надо срочно.
Завтра сеять начнем!»
Кулик отвечал одобрительно:
«Дни днями… Я сам эти дни
Мозгую вот план предварительно…
Я занят… Бурьян убирайте одни».
Кулик снова предался думам,
Вдруг ворвались две девушки с шумом,
Комсомолки из самых, что есть, озорных,
Саша
И Маша
Черных:
«Завтра сеять нам, слышно,
Так мотаться не будем же мы никудышно,
Нам, Кулик, знать охота
Свое место: какая и где нам дается работа?»
«У меня в голове, понимаете, планы… –
Кулик отвечал им солидно. –
Идите пока на бурьяны,
А там будет видно!»
Кулик после этого руки –
В брюки
И ушел домой от комсомольской докуки
И от уборки бурьяна.
На кровать повалился Кулик утомленно,
Обессилев от плана
Определенно!
Новый день в постели застал Кулика.
«План, – шептал он, – в нем первое дело – основа.
В четкие формулы мысли одень».
Кулик свой план обмозговывал снова
Целый день.
Вечерком предколхоза
Сказал Кулику:
«Что ты грустен? Аль в сердце заноза?
Дай тебе я ее извлеку.
Слышь, твои комсомольцы герои все, право.
Как сегодня на севе работали браво!
Сообща как тряхнули,
Сто девяносто гектаров махнули.
Живою рукой!
В разгильдяйстве никто не замечен.
Нам еще бы пригожий денечек такой,
И сверхранний наш сев обеспечен!»
«Так, так, так!» – зататакал Кулик,
Засеянного ужаснувшися клина:
«Каких еще надо улик?
Вот она, комсомольская-то дисциплина!
Без меня? Я-то здесь для чего?
До какого дошли, подлецы, разложения!
Сеять начали – а? Каково? –
Без моего
Распоряжения!
Ну, а план-то, мой план надо знать им заранее?
Для чего же мне голову надо ломать?
Комсомольцам всем завтра назначу собрание.
Покажу я им кузькину мать!»
Но сорвалася отместка.
Сев сорвался и без Куликовых угроз:
В день собрания стукнул мороз.
Устарела повестка.
Собрание отменено.
Про свой план секретарь выражался темно:
«План готов… Констатирую…
Я, однако, еще попланирую…»
С неделю планировал мудрый Кулик,
Наконец объявил результат окончательный,
То-бишь, план. Этот план не велик.
Привожу его текст замечательный: