На зависть прочим паладинам
Тебя воспел шотландский бард,
О, крестоносец с сердцем львиным.
Ахилл Британии. Ричард!
Ты жаждал битв неутолимо.
И в правый освященный бой
К святым стенам Иерусалима
Текла Европа за тобой.
Смешеньем войск разноплеменным
Владея мажем руки.
Ты криком боговдохновенным
Воспламенял свои полки.
Что за гроза в тебе играла!
Как бык, наставивший рога,
Спустив железное забрало,
Ты взором смаривал врага.
Люблю твой образ непреклонный,
Твой бранный пыл и гордый гнев,
Венчанный английской короной,
Пустыни Иудейской лев.
Ты, ждавшая святого часа,
Цвела, незримая людьми,
На тихих берегах Мааса,
В твоем укромном Домреми.
Предчувствий никому не выдав,
Молясь, ты жаждала меча,
Под вещим деревом друидов,
У струй целебного ключа.
В весенний праздник, ночью грозной,
Пастушке, бедной и простой,
Предстал архангел меченосный
Неотразимою мечтой.
Сбылось Мерлина предсказанье:
Спасительницу Бог воззвал,
И перси, чуждые лобзанья,
Холодный панцирь оковал.
И девушка с душою львиной,
Луары огласив брега,
Перед французскою дружиной,
Как вихрь, помчалась на врага.
И латы светлые, как пламя,
Горят на персях молодых,
И на воздетой орифламме —
Сиянье лилий золотых.
Девичий взор и меч разящий
Зовут солдат на красный пир.
За нею — Дюнуа кипящий
И рассудительный Ла Гир.
Бегут рыдать о прежней славе
Толпы несчастных англичан…
Граф Дюнуа! ты видишь въяве
Освобожденный Орлеан!
И в Реймсе Карл миропомазан,
Лилея Франции цветет.
Но где же ты, кому обязан
Спасеньем, славою народ?
Случилося второе чудо
Неблагодарности, и вновь
Подкуплен сатаной Иуда
— Предать и погубить любовь.
Тебя с Искариотом купно
Клеймит проклятие племен,
Над мученицею преступно
Торжествовавший Пьер Кошон!
Но истина неумолимо
Столетий пронизала дым:
Апостольскою властью Рима
Ты сопричислена святым.
Явись же мне в часы молитвы,
— О первая моя любовь! —
Как беспощадный ангел битвы,
Вся — ярость, золото и кровь.
Твое мне имя несказанно,
Как в те далекие года,
Святая дева Иоанна,
Прекрасной Франции звезда!
Наследник скиптра Византии,
— Монах, прелюбодей, тиран —
Всю летопись родной России
Ты окровавил, Иоанн.
Стремясь от пыток к славословью,
Ты диким призраком возник,
Насыщен ядовитой кровью
И сладостью церковных книг.
Ты клирные любил напевы,
Сиянье свеч и дым всадил…
Но юноша с улыбкой девы
Тебя соблазном упоил.
Ты — наших дней предтеча вещий,
О сластолюбец и чернец!
Сверкает молнией зловещей
Твой кесарский златой венец.
Ты все переступал границы,
Уверовавши в скипетр свой.
И жутко у твоей гробницы,
Сыноубийца роковой.
Ты образом своим звериным
Московский осквернил престол.
Но белым благовонным крином
Феодор от тебя расцвел.
Ты был — как звон великопостный,
Как ладана лазурный дым,
И лик твой, инок венценосный,
Увенчан кругом золотым.
Но был другой… И преступленье
Его сразило. Отрок сей,
Как некий агнец искупленья,
Молитве предстоит моей.
Среди таинственного мрака,
В лучах лампад, в огне свечей,
Сияет золотая рака
Его младенческих мощей.
И сквозь металлы гробовые
Я вижу обагренный плат,
Глубокой язвой рдеет выя,
И легкий льется аромат.
Димитрий! Здесь твоей России
Горят страдальные сердца,
Невинное дитя Марии,
Закланное за грех отца.
Весь день из рук не выпускав пилы,
Вдали соблазнов суетного мира,
Простой чернец, без церкви и без клира,
Молюсь в лесу, среди туманной мглы.
Заря зажгла сосновые стволы,
Запахло земляникой; стало сыро…
Звучи, звучи, вечерняя стихира
Под тихое жужжание пчелы.
Ветха фелонь, чуть тлеет ладан скудный.
Вдали сияют ризой изумрудной
Луга в благоухающих цветах,
Мой храм наполнен медом и смолою.
Пречистая! склонившись к аналою,
К тебе взывает юноша-монах.