Как сказать тебе об этом лучше?
Может быть, вот так:
«Не ставь в вину,
Что у яблонь — милых и цветущих —
Я остался в радостном плену.
Пусть тебе известно:
я в полоне,
И не надо участи иной,
Яблони запели на Олонии
Песенки, придуманные мной.
Наша жизнь — как яблоня простая —
Поднялась, ликуя и маня,
Белым-белым цветом расцветая,
Плещет в Заозерье у меня.
Я люблю всё это:
возле дома
Голубою лентою река…
Приходи, живи на всем готовом —
Вдоволь хлеба, хватит молока.
Боевое слово принеси нам,
От Онеги передай поклон…
Здесь по всем лазоревым долинам
Яблоневый радостный полон».
1929
Вся деревня скажет: вылил пулю,
Ныне рассказал такое нам!
Мой братенник ходит к Ливерпулю
По чужим, заморским сторонам!
Пароход — длинней озерной лодки,
И на тыщи верст — сплошной пустырь,
Лишь туман плывет в косоворотке
На чудесный камень Алатырь!
Ни домов, ни девок… Ягода-калинка.
Повелитель моря — Судотрест!
Ветер гонит в траурной шалинке
Неба бесконечного отрез.
Пять ночей… И перерыв в кочевьях.
Снова берег… Вешняя пора.
Через пять ночей поют харчевни,
Поворачиваются повара!
Корабли поют. Земляки поют
(Фонари портовые горят),
Девушки подмигивают,
Люди по-немецки говорят.
А трехрядка — окаянней…
Пиргала, Митала — монастырь…
А на море-окияне
Белый камень Алатырь!
Пиргала, Митала, Гавсарь, Выстав [5],
С кораблей червонных ладною порой
Где-нибудь да в Гамбурге выйди да выстань,
Тырли-бутырли — дуй тебя горой!
Где-нибудь под Гавсарью: майна-вира!
Райны и шкоты, разрыв-трава.
Где-нибудь да в Гамбурге за моей милой
Иноходью ходят солнце и братва!
Выскочу я в этот странный понедельник,
Эх, на гореваньице горевом…
В гору — свистоплясом — дорогой братенник,
Шапка на отлете. Парень ничего!
Крой на домашёво! Далью трудной.
Пиргала, Митала… Уйма ям.
Где ты пропадаешь, чертова полундра,
Где ты пропадаешь по морям?
1929
Под солнцем и ветром,
не кончив игру,
Язи поливали молокой икру.
Они проходили раздольем бедовым
Под всеми ветрами и в мертвую тишь,
Они над водой поднимались багрово,
На берег скакали, роняя престиж!
Всегда и поныне проходят, сгорая,
Друзья-закоперщики на парусах,
Над озером подняты мачты и райны,
Флажки развеваются на кубасах.
Друзьям надо с бурями вечно бороться,
Но выдержит схватки народ боевой.
За эту романтику, новогородцы,
Я отвечаю головой!
Далёко от желтой песчаной косы
На буйном раздолье стоят кубасы.
Ты снова, мой дядя, — что дуб на корню
И рыжее солнце берешь в пятерню.
Цветная метель, не стихая, метет
Туда, где за речкой Хромуха живет.
У ней губы — сурик, подбровье — дуга,
Веселая баба, хромая нога.
Шумит побережьем черёмховый сад,
Покрашен баканом резной палисад.
Давай-ка на лавочке посидим,
Давай-ка на улочку поглядим.
Усы опустив, словно рыба сом,
Проходят ребята — грудь колесом.
Девчонки не в силах держать на весу
Зачинов, запевов большую красу.
А ты, мой любезный, — что дуб на корню
И рыжее солнце берешь в пятерню.
Ты песню раскинь, ты скорей запевай,
Как парень по жердочке шел за Дунай,
Как следом за парнем летела беда:
Жердочка сломилась,
Шляпушка свалилась…
Ой, какая синяя вода!
1929
Кое-кто кое-где замышляет тряхнуть стариною,
По шпана на Песках и Васильевском сбита грозой.
Развернув паруса непроветренной стороною,
Опускаюсь на песню,
На улицу Красных Зорь.
На Центральном и Ситном начинается переторжка.
Неуверенный лавочник подытоживает доход…
Современники двух революций — пионеры поют про картошку,
Знаменитая улица встает на немыслимый ход!
На шестой материк от последней вершины Памира
Неприкаянный ветер такое-сякое поет:
«О твою вновь открытую биографию мира
Англия ботфорты бьет!
Англия ботфорты бьет!»
Но уверенность проще гвоздей и красивей легенд.
Победили…
Иностранное небо разбужено нашей грозой.
Я не вижу других вариантов:
Золотая страна Пиккадилли
Называется запросто:
Улица Красных Зорь!
1929