Выхожу один я на дорогу… (сборник)

Рванулся из последних сил,

И мы, сплетясь, как пара змей,

Обнявшись крепче двух друзей,

Упали разом, и во мгле

Бой продолжался на земле.

И я был страшен в этот миг;

Как барс пустынный, зол и дик,

Я пламенел, визжал, как он;

Как будто сам я был рожден

В семействе барсов и волков

Под свежим пологом лесов.

Казалось, что слова людей

Забыл я – и в груди моей

Родился тот ужасный крик,

Как будто с детства мой язык

К иному звуку не привык…

Но враг мой стал изнемогать,

Метаться, медленней дышать,

Сдавил меня в последний раз…

Зрачки его недвижных глаз

Блеснули грозно – и потом

Закрылись тихо вечным сном;

Но с торжествующим врагом

Он встретил смерть лицом к лицу,

Как в битве следует бойцу!..

19

Ты видишь на груди моей

Следы глубокие когтей;

Еще они не заросли

И не закрылись; но земли

Сырой покров их освежит

И смерть навеки заживит.

О них тогда я позабыл,

И, вновь собрав остаток сил,

Побрел я в глубине лесной…

Но тщетно спорил я с судьбой:

Она смеялась надо мной!

20

Я вышел из лесу. И вот

Проснулся день, и хоровод

Светил напутственных исчез

В его лучах. Туманный лес

Заговорил. Вдали аул

Куриться начал. Смутный гул

В долине с ветром пробежал…

Я сел и вслушиваться стал;

Но смолк он вместе с ветерком.

И кинул взоры я кругом:

Тот край, казалось, мне знаком.

И страшно было мне, понять

Не мог я долго, что опять

Вернулся я к тюрьме моей;

Что бесполезно столько дней

Я тайный замысел ласкал,

Терпел, томился и страдал,

И все зачем?.. Чтоб в цвете лет,

Едва взглянув на Божий свет,

При звучном ропоте дубрав

Блаженство вольности познав,

Унесть в могилу за собой

Тоску по родине святой,

Надежд обманутых укор

И вашей жалости позор!..

Еще в сомненье погружен,

Я думал – это страшный сон…

Вдруг дальний колокола звон

Раздался снова в тишине —

И тут все ясно стало мне…

О! я узнал его тотчас!

Он с детских глаз уже не раз

Сгонял виденья снов живых

Про милых ближних и родных,

Про волю дикую степей,

Про легких, бешеных коней,

Про битвы чудные меж скал,

Где всех один я побеждал!..

И слушал я без слез, без сил.

Казалось, звон тот выходил

Из сердца – будто кто-нибудь

Железом ударял мне в грудь.

И смутно понял я тогда,

Что мне на родину следа

Не проложить уж никогда.

21

Да, заслужил я жребий мой!

Могучий конь, в степи чужой,

Плохого сбросив седока,

На родину издалека

Найдет прямой и краткий путь…

Что я пред ним? Напрасно грудь

Полна желаньем и тоской:

То жар бессильный и пустой,

Игра мечты, болезнь ума.

На мне печать свою тюрьма

Оставила… Таков цветок

Темничный: вырос одинок

И бледен он меж плит сырых,

И долго листьев молодых

Не распускал, все ждал лучей

Живительных. И много дней

Прошло, и добрая рука

Печально тронулась цветка,

И был он в сад перенесен,

В соседство роз. Со всех сторон

Дышала сладость бытия…

Но что ж? Едва взошла заря,

Палящий луч ее обжег

В тюрьме воспитанный цветок…

22

И как его, палил меня

Огонь безжалостного дня.

Напрасно прятал я в траву

Мою усталую главу:

Иссохший лист ее венцом

Терновым над моим челом

Свивался, и в лицо огнем

Сама земля дышала мне.

Сверкая быстро в вышине,

Кружились искры; с белых скал

Струился пар. Мир Божий спал

В оцепенении глухом

Отчаянья тяжелым сном.

Хотя бы крикнул коростель,

Иль стрекозы живая трель

Послышалась, или ручья

Ребячий лепет… Лишь змея,

Сухим бурьяном шелестя,

Сверкая желтою спиной,

Как будто надписью златой

Покрытый донизу клинок,

Браздя рассыпчатый песок,

Скользила бережно; потом,

Играя, нежася на нем,

Тройным свивалася кольцом;

То, будто вдруг обожжена,

Металась, прыгала она

И в дальних пряталась кустах…

23

И было все на небесах

Светло и тихо. Сквозь пары

Вдали чернели две горы.

Наш монастырь из-за одной

Сверкал зубчатою стеной.

Внизу Арагва и Кура,

Обвив каймой из серебра

Подошвы свежих островов,

По корням шепчущих кустов

Бежали дружно и легко…

До них мне было далеко!

Хотел я встать – передо мной

Все закружилось с быстротой;

Хотел кричать – язык сухой

Беззвучен и недвижим был…

Я умирал. Меня томил

Предсмертный бред.

Казалось мне,

Что я лежу на влажном дне

Глубокой речки – и была

Кругом таинственная мгла.

И, жажду вечную поя,

Как лед холодная струя,

Журча, вливалася мне в грудь…

И я боялся лишь заснуть, —

Так было сладко, любо мне…

А надо мною в вышине

Волна теснилася к волне

И солнце сквозь хрусталь волны

Сияло сладостней луны…

И рыбок пестрые стада

В лучах играли иногда.

И помню я одну из них:

Она приветливей других

Ко мне ласкалась. Чешуей

Была покрыта золотой

Ее спина. Она вилась

Над головой моей не раз,

И взор ее зеленых глаз

Был грустно нежен и глубок.

И надивиться я не мог:

Ее сребристый голосок

Мне речи странные шептал,

И пел, и снова замолкал.

Он говорил: «Дитя мое,

Останься здесь со мной:

В воде привольное житье

И холод и покой.

* * *

Я созову моих сестер:

Мы пляской круговой

Развеселим туманный взор

И дух усталый твой.

* * *

Усни, постель твоя мягка,

Прозрачен твой покров.

Пройдут года, пройдут века

Под говор чудных снов.

* * *

О милый мой! не утаю,

Что я тебя люблю,

Люблю как вольную струю,

Люблю как жизнь мою…»

И долго, долго слушал я;

И мнилось, звучная струя

Сливала тихий ропот свой

С словами рыбки золотой.

Тут я забылся. Божий свет

В глазах угас. Безумный бред

Бессилью тела уступил…

24

Так я найден и поднят был…

Ты остальное знаешь сам.

Я кончил. Верь моим словам

Или не верь, мне все равно.

Меня печалит лишь одно:

Мой труп холодный и немой