В КРЫМУ
По волошинским тропам иду,
Постигаю немые просторы,
За звездой открываю звезду,
За горой —
бесконечные горы.
Не ищу я куриных богов
И в случайное счастье не верю,
Очертанья морских берегов
Возвращаю себе,
как потерю.
В полнолунье ущелья-котлы
Родниками невнятно бормочут.
До чего же бывают светлы
Черноокие крымские ночи!
«О это тонкое — чуть-чуть…»
О это тонкое — чуть-чуть —
Души моей отдохновение.
И я могу легко вздохнуть,
В свое поверив воскресение.
Дозволено плеча чуть-чуть
Коснуться в мягком полусвете.
Сумел я грань перешагнуть —
Теперь за нас двоих в ответе.
Пока в цвету земля моя,
Но все длиннее в полдень тени.
Ведут от песни соловья
К тебе высокие ступени.
В лугах убавилось росы,
И чуть слабей запахло тмином.
Уже весомо на весы
Кидает август золотины.
Не огорчайся, не грусти —
Тебе к лицу чуть-чуть печали.
Прощально роща шелестит,
И с каждым днем виднее дали.
«Казалось: все на свете тленно…»
Казалось: все на свете тленно —
И что там наша жизнь одна!
Придет конец самой Вселенной,
Озера выкипят до дна.
Все проходяще…
Все непрочно…
Все —
только суета и прах.
И представлялась мне воочию
Душа моя в иных мирах,
Где катаклизмы,
как проклятья,
Ее, живую, испарят…
И лишь в твоих земных объятьях
Я всемогущ
и даже свят.
«Войди в меня, как входят в новый дом…»
Войди в меня,
Как входят в новый дом.
Не мучь себя сомненьем под окном.
Иль нет в дому огня?
Входи в меня!
Я весь открыт,
Как поле для ветров.
Пускай гуляет во поле любовь!
Она тебе велит:
Входи, я весь открыт.
Затепли свет,
Хозяйкой в доме будь.
Как поле, душу можешь распахнуть.
В дому подвоха нет.
Затепли свет.
ПРЕДЗИМЬЕ
Осень пробирается кустами,
Через рощи, реки —
напрямик.
Вспыхнула в осинниках кострами.
Обронила журавлиный крик.
На траве осел колючий иней,
Обновил старинное гумно.
Сонные туманы по низине
На заре
малиновых тонов.
Лошади в тумане словно лодки,
Редко колоколец прозвенит.
Полдень нынче ласковый и кроткий,
Никого жарой не утомит.
Небо удивляет высотою,
Облака
как думы в поздний час.
Может быть, последней теплотою
Солнышко одаривает нас.
«Он жил, как все, — законом стаи…»
Он жил, как все, —
законом стаи:
Беспечно шел за вожаком,
То к тучам весело взмывая
С гусиным звонким косяком,
То из-за туч,
крыла смыкая,
Скользил за дальний косогор…
Гуляла,
Пела в небе стая,
И в сердце ликовал простор.
Ему бы мчать в небесной хмари,
Послушно вторить вожаку,
Когда бы снизу
не ударил
Огонь в гусиную строку.
Взметнулась стая,
строй нарушив,
Разорванный сомкнула ряд…
Предзимье люто веет в душу,
И раны под крылом горят.
Его болото приютило,
Озера грели,
как могли.
Но не вернулась крыльям сила,
Что отрывает от земли.
Подстерегают птицу страхи
За каждой кочкой и кустом.
И елка,
В старенькой рубахе,
Склонилась маковкой-крестом.
МОЕ ПОЛЕ
Жизнь прожить —
не поле перейти…
Во моем во полюшке
Ни тропки, ни пути.
Замерло, побитое,
под горой,
Затянуло полюшко трын-травой.
Стелются в нем жухлые кусты
Да стоит березонька,
А под ней —
кресты…
Я и сам в том поле уцелел едва —
Пожалела малого матросская братва.
Насмерть,
до последнего,
Встали у ракит…
Иван-чаем полюшко
До сих пор горит.