Изгородь
Розовеет на малой горе.
Хрустальная твердь бестелесней.
Как молитвы тихой заре —
Девушек дальние песни.
Заря в вечернем храме
Зажгла золотую свечу,
Затеплила красный елей
В хрустальных лампадах. Чу!
Девушки с голубыми серпами
Прошли домой с полей.
Как одиноко
Под покровом туманных пелен!
Лучом заревого ока,
Потускшим под облачной бровью,
Запад, как мутной, сгустившейся кровью,
Очервлен.
Глухая роща! темный древесный храм,
Где фимиамом зерна янтарных смол,
В твоем благоуханны мраке
Свечи зеленые трав весенних.
Воздвиглись ели в ризе нетленных игл,
Твою святую оберегая глушь.
Лаская луг прохладной тенью,
Древние липы простерли зелень.
И синий ладан — первых фиалок сев —
Твое кадило, в час, как смеркает день,
И солнце золотые розы
Тихо роняет над глыбой талой.
Нерукотворный, одушевленный храм!
Ты возлелеял легкое семя трав,
Ты схоронил в себе зачатья
Малых цветов и дерев дебелых.
Века внимал ты жизни глухую дрожь,
Ты в черном лоне ярость цветов таил,
И, чуя трепет вожделений,
Семя питал животворной влагой.
Ты кроешь тайны первых любовных ласк,
Лелеешь в мраке знойных лобзаний сласть;
Ты ложе для четы влюбленной
Травами стелешь, цветами, мохом.
И, внемля трепет буйных, творящих сил,
Вонзая корни в тучную грудь земли,
Ты зыблешь гордые вершины
В вечно нетленном эфире неба.
Что мед твой, Гибла? сладкий твой сот, Гимет?
Когда сравню вас, — сласти лесных цветов,
Добытые пчелиным жалом, —
С желтой косою румяной Хлои?
О, малый травень! скудный в цветах апрель!
Листвой златистой ты одеваешь дуб.
Как первый лист дубравы вешней,
Очи твои золотые, Хлоя!
Как шумы листьев, Пана тростник — свирель,
Дриады шепот в лыке святых дубов,
Как говор струй хрустально-синих,
Смех твой сладчайший, твой голос, Хлоя!
О, лес Киприды — чащи медвяных роз —
О, Адониса благоуханный сад!
Ваш рдяный блеск и ароматы,
Что пред ланитами нежной Хлои?
Пчеле подобен, ты с сикилийских трав
Сбираешь меды — сладкотекучий сок.
Ты в золотые ульи Гиблы
Сносишь цветов полевые дани.
Ты жалом острым тайную сладость пьешь
Из свитков древних, в мед претворяя тлен,
И для тебя пергамент блеклый —
Луг ароматный цветов словесных.
Тебе священна старца седая скорбь:
Ты внял, пронзивши темных столетий глубь,
Последний вздох слепца Эдипа,
К персям припавшего Антигоны.
Тебя целила дев трахинийских песнь —
Надежды кроткой шепот пред тучей зол.
Ты видел Теламониада
Меч златожальный в крови багряной.
Но как исчислить ценных богатство руд,
Всё то, что емлет знаний твоих рудник,
Искатель кладов непочатых,
Роз Пиэрийских блюститель верный?
Фригийский лотос — сопровожденье пляск, —
Золотострунный звон Ионийских лир,
Уста улыбчивые Музы
Хором согласным тебя восхвалят.
Уже четвертый старому мужу плод
Во чреве носишь ты, — золотая мать.
Тяжелым шагом в огороде —
Точно телица на сносе — бродишь.
На солнце блещет связка медовых кос,
Как зерен полный, желтый осенний сноп.
Как вымя — тяжесть тучных грудей
Сладкое яство устам младенца.
Лицо оплыло; тихо-бессмыслен взор;
Распухли жилы; грузно поник язык;
Блестят под вздернутой одеждой
Ноги, серебряным лоснясь туком.
Кем тяжела ты? девочек трех подряд
Дарило мужу ложе твое досель:
Проси наследника для дома,
Дар возложив на алтарь богини.
Моли усердно чистую дочь Лато,
Что напрягает осеребренный лук:
Моли, чтоб жало притупила
Ярость Илифии в муках чрева.
Ты лучезарно, выйдя из горна гроз;
Громовых кузниц ты золотой металл.
Разносит ветр прохладновейный
Луга дыханье и ароматы.
Я жрец твой, небо! Твой золотой потир,
Твое причастье я подношу к устам,
И землю ухом ненасытным
Шелесты трав и ключей рожденье.
Твоих нетленных жил голубую кровь,
Твоих точил палящее пью вино,
И солнца златотканной плоти
Я приобщаюсь прохладным утром.
О небо! чаша! древний завет любви!
Нерукотворный, синий, лучистый храм,
Где неистомно хвалят Бога
Звери, деревья, цветы и люди.
Ты — золотая струй голубых купель,
Ты — золотой, отвсюду замкнутый гроб.
Ты нежишь малого младенца,
Ты принимаешь и вздох предсмертный.
Ты — блеск и радость! жертвенник твой — земля
Тебе сжигает ладан цветов и трав.
Тебе несут сердца людские
Кровь вожделений и огнь Любови.