Том 3. Поэмы 1905-1922
На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Том 3. Поэмы 1905-1922, Хлебников Велимир-- . Жанр: Поэзия. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.
Название: Том 3. Поэмы 1905-1922
Автор: Хлебников Велимир
Дата добавления: 15 январь 2020
Количество просмотров: 315
Том 3. Поэмы 1905-1922 читать книгу онлайн
Том 3. Поэмы 1905-1922 - читать бесплатно онлайн , автор Хлебников Велимир
В Собрание сочинений входят все основные художественные произведения Хлебникова, а также публицистические, научно-философские работы, автобиографические материалы и письма.
В третьем томе представлены поэмы В. Хлебникова 1905–1922 гг.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Перейти на страницу:
13
Есть масти грубые лжецов,
Для них ты то Олег и Вещий,
То ты в толпе из тех ецов,
Кто здесь не вхожи: слишком вещи.
Журчит багровый уголек,
Он слезка солнечной судьбы.
И по-немецки пел кулек:
Я есмь, я есмь, я был.
Из храма
Мы вынем р и вставим ель.
Для хлама
Нужный свиристель.
В его груди оставив коготь,
Мы больше его не будем трогать.
К нему не ведаю вражды,
Мне чувства темные чужды.
14
Сюда нередко вхож и част
Пястецкий или просто Пяст.
В его убогую суму
Бессмертье бросим и ему,
Хотя (Державина сюда!)
Река времен не терпит льда.
Я в настроеньи Святослава
Сюда вошел кудрями желтый.
Сказал согнутый грузом его нрава
Я самому себе: тяжел ты.
Число сословий я умножил,
Назвав людей духовной чернию;
И тем удобно потревожил
Досуг собрания вечерний.
А впрочем, впрочем взятки прочь,
Я к милосердию охочь.
Здесь чепуху, там мелют вздор,
Звенит прибор, блестит пробор.
Да, видя плащ простолюдина,
Не верят серому холсту,
Когда с угрозой господина
Вершками мерит он версту.
Его сияющие латы,
Порой блеснув через прореху,
Сулят отпор надежный смеху
И мщеньем требуют отплаты.
Так просто он бесспорно мой.
А утром, утром путь домой.
15
Чернеет камень, покрытый пухом,
Из камня сосны начеку.
И к молний звонкому звонку
Ночной извозчик чуток ухом.
В простынях льда
Пятно зеленое.
Мы навсегда
В тебя влюбленные.
И утро освещало медность небес.
А в спутнице бедность – не бес.
С суровоусой страны входы
Изящновыйного моста,
И солнце в венке непогоды
Сюда наклоняет уста.
Прекрасен избранный из ста,
Он на могилу свежевскопанную.
На книгу, пальцами растрепанную,
Лицом усталым пусть походит,
В нем есть то, что нами водит.
Зелен и кругол
Искусства храм.
Оскомин угол.
Живу я там.
16
Забыв вселенную, живем мы,
Воюя с властью вещества,
Полны охальства и истомы,
В могучих латах озорства.
Утратил вожжи над собой
Я в этот год, забывши, кто я.
Но поздно, поздно бить отбой,
Пускай прикроют песни Ноя.
Носатый бес отворит двери,
И вас засыпет град вопросов.
Отвечу я: по крайней мере,
Я буду с ней обутым в осень.
Устало я уж в кресло сел,
А бес расспросом беспокоил,
Права быть глупостью присвоил
И тем порядком надоел.
Я со стены письма Филонова
Смотрю, как конь усталый, до конца.
И много муки в письме у оного,
В глазах у конского лица.
Свирепый конь белком желтеет,
И мрак залитый им густеет,
С нечеловеческою мукой
На полотне тяжелом, грубом
Согбенный будущей наукой
Дает привет тяжелый губам.
17
Листок немецкий проворно тычет
Мне носатая. Проклятый год!
Чугунный рок рожденных кличет
Для этих сплетен и невзгод.
Решетки окон. Златовеет
Живот чудовища соседнего.
Мороз был умным, он умеет
Бельмо соткать в глазу последнего
Еще не мертвого окна
Узором снежным волокна.
Но что ж, довольно на сегодня,
Был гроба сводом этот сводня.
Пока, пока же помолчим,
Позднее в крышку застучим.
Порой под низкой крышкой гроба
Твердим упорно: о, зазноба!
18
Из глыб мычания
Скуем кумиры.
В стенах молчания
Прорубим дыры.
Узнайте, дети, чей призыв
И вечно юн, и вечно жив.
Я был березой, у которой
Порезом ранен был висок.
Сойдя своей походкой скорой,
Ты принесла зимой цветок.
19
Хвалебных слов ты недостойна,
От глаз до ног ты вся позор,
Но взята страстью ты спокойна
И дышит зноем влажный взор.
Пожимаешься ты телом,
И, крадучись точно кошка,
Ты глядишь по оголтелым
Стенам, позже на окошко.
И я острее длинной бритвы
Порежу тихие молитвы,
Скажу на слезы: это рок,
Чтоб был, как бритва, я жесток.
Чету народов, как щенят,
В уме бросая в водоем,
Туда иду, куда клонят
Меня слова «тебя поем».
Для догадок:
На лесть я падок.
Породе русской вернуть язык
Такой,
Чтоб соловьиный свист и мык
Текли там полною рекой.
О, колос, падай! Падать сладко.
Гафиза, жизни мудреца,
Здесь черноснежная разгадка
С небрежной правдою лица.
Высшеучебные парнишки
Ее зовут Мария Мнишка.
20
Сижу я, обувью ворча,
Часы приема у врача.
Там травоядная столовая
Для посетителей соловая.
Моих медведей берлога близко
К подолу снежных облаков.
Взлетел наверх; висит записка:
«О, доро… мой… сию… готов».
О, трепет пальцев, беглый стук
И треск, как будто в печке пламенный,
И лоск знакомых [красных] рук,
И ступки стан изящно-каменный.
Тростник иль мыслящая печь,
И страсть ты тоже печка только.
Она, чтоб ляхов гнев навлечь,
Она немного тоже полька.
Я <между подданных> устал, у повелителя сосну,
В повиновении лишь нега.
Так ищет верную сосну
В полете птица до ночлега.
Струею рабской я плесну,
Чтоб был потоптан грязью снег.
Но что ж! С чела моего снята хмара
Тем долгим месяцем угара.
Чуть-чуть свою утратил совесть,
Зато есть чем заполнить повесть.
Мыча, как слон, али чирикая,
Здравствуй, здравствуй, я великое.
Из руд возможного упорной киркою
Я книгу прошлого запачкал, чиркая,
Хотя здесь, может, дед Платон
Нашел бы целым свой закон.
Не поединком беспокоясь.
Своею шашкою кичась,
Заткнув и Пушкина за пояс,
Вошел я к вам сюда сейчас.
В тот месяц был сапог дыряв,
И мне грозило наводнение,
И я, надежду потеряв,
Шептал: дружок, не озорничай,
На службе будь людских приличий!
Я город опишу таким: [он], как заноза,
Вошел в то место, где Спиноза
Когда-то жил, как в сумке двуутробки.
На бой! За мной, созвучия! Не будьте робки!
Итак, подвала опишем точно обстановку.
Воображенье, брось винтовку!
У птиц умирающих,
Навеки пристреленных,
Взял в долг тот художник суровые глаза,
От пыли щеткой мягкой вытер,
И их повез с собою в Питер.
Подруга, ступка, стрекоза,
Лепешки мяты и сырок,
И чайник вместо самовара,
Небрежных к утвари урок,
В углу пивных сосудов пара.
Ту ночь провел я до утра.
У этих двух, зачем – не знаю,
Была беседа их пестра.
Валежник ищет так костра.
Присохла в нем душа сквозная.
Но между ищущих огня
Ищите, люди, и меня.
Звонок. Кивок. А, это вы? Поклон рассерженный.
А, это вы? Привет воздержанный.
Я был в немилости тогда,
Того достигнув без труда.
И вот вошел отменно сух,
Я был тогда отважней мух.
Священной жертвою полену
Придвинусь к теплому колену.
Ты снова бросил на весы
Уж лысый меч своей красы.
Идут толпой седые мысли.
И я застыл весь серый в кресле.
Ответьте мне: зачем я сер?
Бывал ли до меня пример.
Белели волосы, как лен,
Глаза же острые чернели.
Ужель перед зеркалом трудно
Ресниц подчеркнуть серебро?
Как в море горящее судно
Возникло прямое перо.
Вот образцы моих острот:
Я близоруких спелый рот.
Теперь на Каспии, тогда же
Чужой невольник на продаже.
Уста и мышцы расхвалив,
Стояли около друзья,
Как мать богатыря.
Порою с хохотом слюнявым
Из лести ткали мне ковер.
Пока же личиком смазливым
Звала езиня у озер.
И, как ночные мотыльки,
Просили некоторые встречи,
Но крыльев смяты лепестки!
И ясны прежние предтечи.
Да, в этот дом, высокий и тяжелый,
Входил я часто невеселый.
На копьях сил умри, зима,
Была тех дней моя мечта.
Но все же я скажу без шуток,
Зачем же истину скрывать,
Одетый, трое целых суток,
Я не покидывал кровать.
В бессильной злобе только вскакивая,
Недели ревности оплакивая.
А между тем, мертвец зеленый
Стоял в углу красноречиво.
Его родитель воспаленный,
Узрев певца, изрек: и пива.
Как умно шамкали враги,
Они жевали сапоги,
Его приятели-покойники
Взирали умно из холстов.
Как полотенце рукомойника
Из кружев ободы перстов.
Весенний хлыст развесист ивы.
Слеза? Серебряный пушок.
И встречи первые бурливы,
Еще рассудок-пастушок.
Видали: хищная ворона
Порой несет в когтях ягненка?
Вой пастуховский, бивень звона.
А рядом бьется с клячей конка.
Да на чумной растут заразе
Молочно-сизые цветы,
Вбирая в хобот воли грязи
По длани [рока я и ты].
Горячий жар слов подкупал
Ее несвязанные речи.
Но мака я не узнавал
Сквозь лихорадку (ум овечий).
А между тем, его зерном
Питался часто перед сном.
Как в невод бились зерна мака
В концы ручейные очей.
Она сотрудник гайдамака
И верит в силу «я» лучей.
. . . . . . . . . . . . . . .
И сил могучих полна и эта
Лысокурая моя.
Частушка ей сейчас пропета.
Тебе свою сальную шкуру
Тигрица-столица несет,
А ей белокурый понуро
В созвездиях место дает.
Неситесь песни о скитальцах,
Стучите кости на узких пальцах,
И громко ревите слова моряков
Сквозь бурю, за волны до тех облаков.
Перевернув зарницы выси
И отделившись легче мыси,
Не знаю, мертв я иль живой,
Сейчас поверю я, что вы
Прилипните к потолку главой
Одной работой своей воли.
Гребя веслом, везет проказа
Ушкуй задумчивых пьянчуг.
За денщикова бровью глаза
Проходит дым, огонь и юг.
И дым закутает нас дымкой,
Как чайка синяя носясь,
А муж томительной ужимкой
Посмотрит, веком вбок косясь.
В какой серый мрачный гроб
Замкнуты сизой клетки здания.
А в песне море и озноб
И трепет ночью мироздания,
И клекот белого орлана,
И чаек хохот или плач.
О, водопадный хрип горлана!
Душа летела, как Кивач.
Славное море, священный Байкал
Тот выход песни замыкал.
Перейти на страницу:
