7, 8 о к т я б р я
Без заглавия
1
Расставаться с взлелеянным – жуть,
как в барак из цветущего сада.
Где уже урожая не ждут,
проживая в бесплодной осаде
стен барачных, прошедшего снов...
Тут и осень готовит подножку.
Пробирая живот до основ,
подстилая снежок под подошву...
14 о к т я б р я, П о к р о в
2
Мой милый, что тебе я сделала?!
М. Цветаева
Расставаться с взлелеянным – труд.
Не даётся и он не по силам.
Оставляю вопросы во рту,
и в утробе, а то бы – спросила...
А замочек повесишь – закрыт
вход и выход, и дышишь иначе.
И не помнишь, где ключик зарыт,
и забота покажется с пальчик.
15 о к т я б р я
3
Говорят, тягою к пропасти
Измеряют уровень гор.
М. Цветаева
Расставаться с взлелеянным – дар
тем, кто ростом и впадиной вышел,
для кого безответный удар
плодороден, чтоб делаться выше.
Так прими же – и дело с концом.
Может, всё и начнётся за дверью...
А любимое было гонцом,
или Вестником. Только бы – верить.
15 о к т я б р я
СНЕГ ПОШЁЛ
Снег идёт...
Б. Пастернак
Снег пошёл – и всё с начала —
бьётся сердце по ночам и
так же по утрам...
Всё в движении... Начальник
испокон Один. Не чаю
жизни без утрат.
И в полёт пускаюсь вместе
с первым снегом (в ушко влезьте,
как верблюд в ушко́ —
не получится)... На землю
опущусь, изведав зелья,
с молодым снежком.
И останусь. Лишь бы билось
сердце дальше – Божья милость
малым и большим.
Кто каков, узнаем после
снегопада... В чистом поле —
под землёй в аршин.
15 о к т я б р я
ОСЕНЬ
Уже по силам счесть
на ближнем древе листья.
Уже с древесных чресл
не стали птичьи литься
нам в уши голоса...
Уже и сад молчит
и всё ясней читаем,
листвы не ополчив,
где каждый лист считаю —
по силам. Полоса
далёкая лесов уже готова счёту
отдать последний лист...
Что как гребёнкой счёсан,
лишь ветер-скандалист
провёл по волосам.
16 о к т я б р я
ОСЕНЬ. ВСТРЕЧИ С БРОДСКИМ
В глубине Адриатики дикой...
Умберто Саба
Чернозём. Фиолетовый грач.
Скрип капусты. Рябиновый росчерк
в голубом. Осень вышла за грань
любованья и гаснет досрочно...
Здесь, на родине, жизнь – дефицит,
солнце в складчину, свет по талонам...
На задворках силён девясил,
и забор на задворках поломан.
...В глубине Адриатики – то ж...
Если осень. Иосиф подскажет.
Затерялся его макинтош
в поворотах, в теченье... Подсажен
новый зритель на голос, на всплеск,
на виденье Венеции... В осень
уплываем под плесень и блеск
и – в упор – упираемся оземь.
18 о к т я б р я
«По осиновым полянам...»
По осиновым полянам,
по сугробам заполярным
погуляли всласть.
А теперь пора ответить,
сколько пущено на ветер,
перед тем, как стлать.
Не мягка постелька будет —
отвечаем не по букве —
а твердят, что пух...
Лишь не знаем и примерно
поворота (что приметы?!),
от какого – Путь.
19 о к т я б р я
19 ОКТЯБРЯ
Царскосельский денёк. Как при Пушкине. Путник не в счёт.
Он и сам по себе, и чужой, и уже позабытый.
Стихотворец о нём сообщить даже нужным не счёл,
и вдыхает октябрь – предстоят мировые событья.
С бронзой кружится лист, а недавно совсем золотой.
Круг друзей ещё здесь, и достаточно вытянуть руку...
И ещё на земле. Под ногами лоскутный платок
царскосельской листвы, и воронья доносится ругань.
Солнце падает вниз. Этот день унесу на плече —
тяжелее сума, но родимая ноша не тянет.
А о вечере – чур! – помолчим, как о том палаче...
О, как жаждешь под солнцем побыть царскосельским лентяем...
«Между солнцем и тьмой проложу папиросный лоскут...»
Между солнцем и тьмой проложу папиросный лоскут,
и в него завернусь, и погреюсь в тепле невеликом.
Как в пелёнке. Она не пропустит потоком тоску,
хоть ещё не воздух, не завеса, уже не вериги.
Просто хочется жить. А на многое сил – в пол-ладонь...
Только горсточка, ну – ни полпорции... Милости жажду.
И под грузом годов так охота побыть молодой...
И в пелёночке стыть чуть полегче, и кутаюсь жадно.