Мчится вихрь издалека,
Ветер гонит облака;
Облака как одурели
Мчатся по небу без цели.
Вдоль дороги пыль, как дым,
Мчится облаком сухим.
Рожь, как волны, бьётся, гнётся,
С поля прочь куда-то рвётся.
Замахал ветвями сад,
Листья дико говорят;
Лист оторванный кружится,
И уносится, и мчится.
И смотрю я, сам не свой,
С беспокойною тоской
Мир безумный мчится мимо…
Устою ль я невредимо,
Иль уж взял меня разгром
Вслед за пылью и листом?
В дорогу дальнюю тебя я провожаю -
С благословением, и страхом, и тоской,
И сердце близкое от сердца отрываю;
Но в мирной памяти глубоко сохраняю
Твой смех серебряный и добрый голос твой,
И те мгновения, где родственной чертой
Твой лик напоминал мне образ безмятежной
Той чудной женщины, задумчивой и нежной.
Ты едешь в светлый край, где умерла она…
Невольно думаю с любовию унылой -
Как сини небеса над тихою могилой,
Какая вкруг неё зелёная весна,
Благоуханная, живая тишина.
И снится мне, как сон, вослед за тенью милой, -
И мягкий очерк гор сквозь голубую мглу
И дальний плеск волны о желтую скалу.
Подобно матери, средь чистых помышлений
Сосредоточенно живи, дитя моё;
Сердечных слёз и дум, труда и вдохновений
Не отдавай шутя, за блеск людских волнений
Тщеславной праздности безумное житьё.
В искусстве ты найдешь спасение своё;
Ты юное чело пред ним склони отныне
И в гордой кротости служи твоей святыне.
Берёза в моем стародавнем саду...
Берёза в моем стародавнем саду
Зелёные ветви склоняла к пруду.
Свежо с переливчатой зыби пруда.
На старые корни плескала вода.
Под веянье листьев, под говор волны
Когда-то мне грезились детские сны.
С тех пор протянулося множество лет
В волнении праздном и счастья и бед,
И сад мой заглох, и береза давно
Сломилась, свалилась на мокрое дно.
И сам я дряхлею в чужой стороне,
На отдых холодный пора, знать, и мне,
А всё не забыл я про детские сны
Под веянье листьев, под говор волны.
Я том моих стихотворений
Вчера случайно развернул,
И, весь исполненный волнений,
Я до рассвета не заснул.
Вся жизнь моя передо мною
Из мёртвых грустной чередою
Вставала тихо день за днем,
С её сердечной теплотою,
С её сомненьем и тоскою,
С её безумством и стыдом.
И я нашел такие строки, -
В то время писанные мной,
Когда не раз бледнели щеки
Под безотрадною слезой:
"Прощай! На жизнь, быть может, взглянем
ещё с улыбкой мы не раз,
И с миром оба да помянем
Друг друга мы в последний час".
Мне сердце ужасом сковало:
Как всё прошло! Как всё пропало!
Как всё так выдохлось давно!
И стало ясно мне одно,
Что без любви иль горькой пени,
Как промелькнувшую волну,
Я просто вовсе бедной тени
В последний час не помяну.
Мой русский стих, живое слово... [26]
Мой русский стих, живое слово
Святыни сердца моего,
Как звуки языка родного,
Не тронет сердца твоего.
На буквы чуждые взирая
С улыбкой ясною, — умей,
Их странных форм не понимая,
Понять в них мысль любви моей.
Их звук пройдет в тиши глубокой,
Но я пишу их потому,
Что этот голос одинокой
Он нужен чувству моему.
И я так рад уединенью:
Мне нужно самому себе
Сказать в словах, подобных пенью,
Как благодарен я тебе
За мягкость ласки бесконечной;
За то, что с тихой простотой
Почтила ты слезой сердечной,
Твоей сочувственной слезой
Мое страданье о народе,
Мою любовь к моей стране
И к человеческой свободе…
За все доверие ко мне,
За дружелюбные названья,
За чувство светлой тишины,
За сердце, полное вниманья
И тайной, кроткой глубины.
За то, что нет сокрытых терний
В любви доверчивой твоей,
За то, что мир зари вечерней
Блестит над жизнию моей.
Толпа на улице и слушает, как диво,
Артистов-побродяг. Звучит кларнет пискливо;
Играющий на нём, качая головой,
Бьёт оземь мерный такт широкою ногой;
Треща, визжит труба; тромбон самодовольный
Гудит безжалостно и как-то невпопад,
И громко все они играют на разлад,
Так что становится ушам до смерти больно.
Так что ж? Вся наша жизнь проходит точно так!
В семье ль, в народах ли — весь люд земного шара,
Все это сборище артистов-побродяг
Играет на разлад под действием угара…
Иные, все почти, уверены, что хор
Так слажен хорошо, как будто на подбор,
И ловят дикий звук довольными ушами,
И удивляются, когда страдают сами.
А те немногие, которых тонкий слух
Не может вынести напор фальшивой ноты,
Болезненно спешат, всё учащая дух,
Уйти куда-нибудь от пытки и зевоты,
Проклятьем награди играющих и их
Всех капельмейстеров, небесных и земных.
Люблю я Моцарта; умел он забавляться,
Дурного скрипача и слушать и смеяться;
Он даже сочинил чудеснейший квартет,
Где всё — фальшивый звук и ладу вовсе нет;
Над этим, как дитя, он хохотал безмерно,
Художник и мудрец! О, Моцарт беспримерный!
Скажи мне, где мне взять тот добродушный смех,
Который в хаосе встречает ряд утех,
Затем, что на сердце — дорогою привольной
Так просто весело и внутренно не больно!)