Бедность проклятую знаю я смолоду.
Эта старуха, шатаясь от голоду,
В рубище ходит, с клюкой, под окошками.
Жадно питается скудными крошками.
В диких очах видно горе жестокое,
Горе тоскливое, горе глубокое,
Горе, которому нет и конца…
Бедность гоняют везде от крыльца.
Полно шататься из стороны в сторону!
Верю тебе я, как вещему ворону.
Сядь и закаркай про горе грядущее,
Горе, как змей ядовитый, ползущее,
Горе, с которым в могилу холодную
Я унесу только душу свободную;
Вместе же с нею в урочном часу
Я и проклятье тебе унесу.
Не за себя посылаю проклятия:
О _человеке_ жалею — о _брате_ — я.
Ты надругалась руками костлявыми
Над благородными, честными, правыми.
Сколько тобою мильонов задавлено,
Сколько крестов на могилах поставлено!
Ты же сама не умрешь никогда,
Ты _вековечна_, старуха-нужда!
Ерофей-генерал побеждал и карал
Пугачева в Разина Стеньку.
Получивши "абшид" без мундира, спешит
Он в родную свою деревеньку.
Приезжает туда. Деревенька худа;
Обнищали его мужичонки,
Нагишом ходят все. Генерал с фрикасе
Перешел… на телячьи печенки.
Он сердито сквозь строй прогонял, как герой,
Не жалея березовой рощи;
А теперь уж не то: ходит..в.??атском пальто
Генерал, преисполненный мощи.
Он хандрит и ворчит, грозно палкой стучит,
Напевая мотивы из "Нормы":
"Суета! Суета! Жизнь не та, жизнь не та,
Как, бывало, жилось… до реформы!"
Ненавидя толпу, он прибегнул к попу,
И, беседуя кротко с поповной,
Так он сделался прост, что в рождественский пост
И не думал о страсти любовной.
Генерал Ерофей в пост успенский шалфей
Пил с молитвой и верою жаркой;
Но зато в мясопуст от поповниных уст
Кипятился за пенистой чаркой.
Буйный дух в нем исчез, говорить стал на "ес"…
"Нравы наши-с… Да в том-то и горе-с,
Что прошли времена-с, позабыли о нас…
По латыни-с: О, tempera, mores!" [8]
Генерал выпивал: Поп главою кивал,
Восклицая: "Из праха изыдем,
Обращаемся в прах!" — Снова рюмочку тррах…
Так и дальше. Все idem per idem.
Допивая шалфей, раз вздремнул Ерофей.
Вдруг влетает волшебница-фея
И пред ним держит речь: "Чтобы силы сберечь,
Не вкушай, друг любезный, шалфея!" —
"Как же быть мне с попом? — В онеменьи тупом,
Побледневши белее рубашки,
Генерал вопросил: — Я в отставке, без сил,
И мои прегрешения тяжки!" —
"Человече простой, ты травами настой
Свой напиток. Есть чудные травы.
Вот рецепт мой, бери. И держу я пари:
Ты очистишь российские нравы.
Каждый любит свое — и еду и питье.
Шнапс у немцев…. _Вас? Шпрехен зи дейч_? - [9]
У французов — клико; а тебе так легко,
Ерофей, сочинить "ерофеич"!"
И мила и нежна улетела она —
Легкокрылая, резвая фея.
Вместо злата и лепт, очутился рецепт
В генеральских руках Ерофея.
Он настойки вкусил — и прибавилось сил.
Заскакал, как лихой кабардинец,
И вскричал Ерофей: "Для чего пить шалфей,
Если дан мне волшебный гостинец?"
У любого спроси: кто у нас на Руси
От гостинца сего не шатался?
Улетел в царство фей генерал Ерофей,
Но его "ерофеич" остался.
При моем последнем смертном ложе
Трех друзей, не больше, соберу.
И врагов найдется трое тоже,
Если я, на радость их, умру.
Шесть особ проводят гроб сиротский
На погост, в последний мой приют;
Поп — седьмой, восьмой — дьячок приходский
Обо мне уныло запоют.
И еще найдется провожатый,
И при нем мне будет веселей:
Ветерок (по счету он девятый)
Прилетит ко мне с родных полей.
А десятый — дождь с родного
Хлынет вдруг из темных облаков,
И земля дает много, много хлеба
Для таких, как я же, бедняков.
Как дитя, закрыв спокойно очи,
Лягу спать и горе утаю;
Буду ждать, чтоб ветер с полуночи
Тихо спел мне: "Баюшки-баю!"
Я хочу, чтоб сладки были грезы,
Чтоб постель-земля была мягка,
Чтоб меня оплакали не слезы,
А дождем весенним облака.
