Люблю монастырей я сумрачных покой
За тихою, пустынною оградой, —
Их корпусов высокий ряд немой,
Их келейки с Распятьем и лампадой.
Я сам в них жил — в тех келейках простых, —
Вкушал покой — безмолвия отраду;
За белую высокую ограду
Ходил мечтать о сладостях мирских…
Мир звал к себе… и были властны зовы…
И были дни, так горько было мне,
Что жизнь пройдет под схимою суровой,
В молитвенной и строгой тишине.
И в эти дни душа рвалась на волю —
В толпу и гул шумящих городов…
И, сетуя, я клял свою неволю, —
Был нелюдим, и мрачен, и суров…
Я уходил далеко в глушь лесную
И там блуждал в безмолвии один…
Задумчивый, я слушал шум вершин
И жизнь свою жалел я молодую…
………………………………………………………..
И я ушел. Пусть будет проклят он,
Тот день, когда с котомкой за плечами
Я покидал такой чудесный сон!..
Шагал, спешил в шумящий вавилон,
Чтоб мир души навек смутить от страстояний…
Вот когда даже слов не придумаю,
Как проклясть тебя, город-палач!
Всею мукой и злобой угрюмою
Комариный мой чувствую плач…
Сердце города, — сердце бетонное,
Пусть тебя воспоет кремень!
Мое сердце, в бескрайность влюбленное,
Рвется в зыбкую мглу деревень…
Зыбит, зыбит дорога туманная,
А за ней скитской дали затон.
Ах, душа ты моя покаянная, —
В замирающих сумерках — звон…
Никому не отдам заповедное,
Что стаилось чистейшей слезой, —
Лишь тебе, память детства, нетленная:
Только ты и осталась со мной!
Вот они, мои радости тихие:
Тихий дом… моя тихая мать…
И тогда еще песни — стихи я
Сам собой научился слагать…
Я впивал себя грусть непонятную,
Не ребячье, ребенок, вдыхал,
Чуял тайну во всем необъятную
И — недетски душой притихал…
Ты влекла меня, Русь сладкозвонная
Уводила печально в скиты…
То не пыль, а кадило иконное
По тропам опыляло цветы.
Как темнели глаза мои жадные,
Когда вечер мне в душу глядел,
Когда тихились звезды лампадные,
Когда месяц над ветлой немел.
Ни о чем тогда разум не спрашивал!
Сердцем слушать, таиться и ждать,
Как идет… как растет эта, страшная,
Божья тайна, родная, как мать…
Притихал… замирал… одиночеством
Сердце грелось и тайной цвело…
Ах, теперь одного только хочется,
Чтобы всё — и навек — отошло…
В камнях буден душа истомилася,
Мать и детство — на том берегу.
Неземному душа отмолилася,
А земное — принять не могу.
Вот когда даже слов не придумаю,
Как проклясть тебя, город-палач!
Всею мукою сердца угрюмою,
Мой бессильный я чувствую плач…
1925
Мечтать о женщине… искать ее во всех
Мелькнувших ангелах… мелькнувших и пропавших…
И вот найти ее средь ангелов, но павших,
Где чувство — горький яд, где ласка — темный грех…
Тоска, и боль, и скорбь! Как горько сознавать,
Что темная земля пороков и падений
Ведет мою мечту на низкие ступени,
Где можно женщину любить и проклинать…
Мучительный образ, мучительный —
Он скорбно живет во мне, —
И жизнь моя — вечер томительный
В печально-закатном огне…
Зажигаются звезды неясные
В великой печальной мгле…
О личико детски-безгласное
Поруганной здесь — на земле!..
В голубеньком платьице, бледная,
Совсем еще девочка ты.
На левом виске, чуть заметную,
Кровь грустно покрыли цветы…
Мерцала ты личиком трепетным
И чистым, как божья слеза:
На жизнь — на Страшное Стретенье, —
Открылись святые глаза
И в бездну глядели, как в светлую,
Безоблачно-синюю высь…
Лежишь ты распятой под ветлами,
Что горьким крестом обнялись…
1918
Над Тобою небо синее,
Как Твоя улыбка ясная.
Кровь стекает голубиная
С тела девственно прекрасного…
Ты страдалица безбольная,
Муку в радости приявшая.
Ты — в неволе муки — вольная, —
Небом плен земли поправшая…
Заливалось солнце кровию
Заходящей, дымно-алою…
Ты к Распятому с любовию
Жениху текла… со славою.
На ресницах звезд мерцающих
Слезы плавились страдания,
А в глазах Твоих прощающих
Пела радость упования…
Зорно солнце обагрилося
Восходящей кровью алою…
Ты предстала, Ты явилася
К Жениху-Христу со славою…
