Мосты развели, попался.
В глазах молоко, белена.
Смотрел на Неву, ругался,
Пошел переждать у окна.
Ты можешь в Него не верить,
Но чем измерить
Такую бездну вкуса
В имени Иисуса?
Ощущал свою неактивность в баре,
Задыхаясь от запахов
похоти, корма и гари.
Осенние цветы не пахнут,
пожилые люди не тонут,
Только молодость и весна
норовят провалиться в омут…
Мелочь бренчала в этом подвале,
Шевелилась,
мяла животы
и пластиковые стаканы,
Хулиганы вихляли бедрами,
ворочали языками —
помойными ведрами.
Безнадежная, унылая радость
разбавленного Мураками,
(В этом подвале),
Перематывала кассеты
с музыкальными сопляками.
Какой-то пьяный поклонник
с внешностью вареного рака
Напрягал, доставал
и нарывался на драку.
Нагло смотря на меня,
картинно не замечая,
Как в моем стаканчике чая
плавал Чужой.
В четыре часа утра,
в каком-то обшарпанном баре
под набережной.
Она оживила их, двинула жизнь в эти
Малопонятные берега,
В эти туманные, гнилые дали,
И вернулась с другим пониманием языка,
Печалью, точностью состояния, плотным
Объемом духовного смысла…
А потом пришел друг
С двумя юными дамами.
Они испугались
и не остались…
Когда прошли все суда, что хотели,
Когда похмелились,
Добрался и я
до своей одинокой постели.
Осмотрелся —
ноги и стены стерты,
Лег
и притворился мертвым.
…Зимы, зимы ждала природа,
Снег выпал только в январе…
А. С. Пушкин
Война бывает детская, до первого убитого,
Потом не склеишь целого из вдребезги разбитого.
Душа, брат, не оправится, исключена гармония,
Немало видел я ребят на этой церемонии.
Смотрю в его глазах тоску я, как по телевизору,
А мирный дым, накрыв окно, плывет дорогой сизою.
И как несвежая роса, в стаканах водка мается,
И я молчу, и он молчит, но память не ломается.
Война бывает голая, веселая, ужасная.
Война бывает точная в разгуле рукопашного.
Хожу, брожу проспектами, фонарики качаются,
Война бывает первая и больше не кончается.
Война кипит победная — до первого сражения,
А после, брат, как и везде, — сплошные умножения.
Бывает справедливая, бывает языкастая,
Для нас не очень длинная, паркетным — безопасная.
Стеной соседской лается жизнь старая и новая,
А наша не меняется, все та же, брат, бедовая.
Сидим на кухне, празднуем, жена придет сердитая,
Война умрет под плитами последнего убитого.
Вопрос, зачем и почему, оставим без внимания.
Мудрец сказал: «Господь дает по силам испытания».
Пускай мы стали пьющими, моральными калеками,
И все же, брат, не гнидами, а все же человеками.