Нежнее неба
Нежнее неба читать книгу онлайн
Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.
Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А. Л. Соболев
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В середине 1960-х годов, ощутив, вероятно, что история прошла еще один виток спирали, он предпринял последнюю попытку напечататься в официальной прессе. Журнал «Москва» отозвался отпиской краткой («Уважаемый Николай Николаевич! Возвращаю Вам стихи. С ними ознакомился член редколлегии С. В. Смирнов и не счел возможным рекомендовать их к публикации» [138]); газета «Литературная Россия» – подробной:
«Уважаемый Николай Николаевич!
Ваши стихи выдают руку опытного и культурного поэта, человека, влюбленного не только в русскую классику. Стих четок, часто – краток и ясен, но мы ничего не смогли отобрать для печати. Ваши стихи читали члены редколлегии, в частности С. А. Поделков, с большим вниманием прочитали их работники отдела поэзии – И. Озерова, я. Стихи часто, как говорится, «книжные», т. е. редко идут от жизни, и даже там, где материал свеж и там лежит налет книжности. Это – главное препятствие.
Попадаются стилистические огрехи. Вот несколько примеров.
– это чистый Саша Черный. В его «ключе».
– эти строки нельзя воспринять всерьез, они слишком пародийны.
– «Россыпь жемчужная» – штамп.
Но, в общем, таких «огрехов» немного.
К большому нашему сожалению, отобрать для печати ничего не удалось.
К середине 1960-х его здоровье ощутимо портится; верный себе, он зарифмовывает свой последний инскрипт на «Прохладе» – через тридцать восемь лет после выхода книги: «То поясница, то коленка, / То ноет здесь, то там болит, / А значит, Дмитрий Шепеленко, / Теперь я тоже инвалид».
24 мая 1967 года он пишет письмо К. Федину, прося его (на тот момент – первого секретаря Союза писателей СССР) о денежном вспомоществовании:
«Уважаемый товарищ Федин.
Необходимость заставляет меня к Вам обратиться, т. к. я сейчас без средств к существованию, лишен возможности получать даже самую мизерную пенсию. Дело в том, что у меня не хватает ни творческого стажа, ни производственного стажа для получения пенсии. Мои стихи, в частности, книга «Прохлада» давно забыты и стали теперь достоянием лишь коллекционеров. Я, конечно, имею и производственный стаж, десять лет был артистом балета Большого театра, но в 1922 году ушел из театра. Печатался я в разных изданиях по 1927 год, а начал печататься в 1913 году, состоял членом Всероссийского союза поэтов. Несмотря на это, Литературный фонд Союза писателей СССР отказал мне в назначении мне пенсии [140]. А состояние здоровья у меня очень плохое, мне 74 года, я очень плохо передвигаюсь. Прошу Вашего содействия в назначении мне академической пенсии.
Ответа на это письмо он не получил. Спустя двадцать дней, 14 июня, его не стало.
Комментарии
Архив Минаева сохранился с полнотой почти исключительной; несмотря на три ареста, два из которых были по политическому обвинению и сопровождались обысками и изъятием рукописей, большей части творческих и эпистолярных материалов удалось уцелеть. Помимо череды счастливых случайностей (увенчанной передачей бумаг в феврале 1990 года на вечное хранение в Отдел рукописей Государственного Литературного музея) этому способствовала и твердая нацеленность фондообразователя на сбережение эталонного корпуса собственных стихотворений. В частности, предчувствуя дальнейшие мытарства, он изготовил полное собрание своих стихов, зашифровав их примитивным, но безотказно действующим шифром – по первым буквам каждого слова. В отсутствии живого сочинителя текст этот принципиально не мог быть расшифрован, но при этом мог служить безупречным подспорьем авторской памяти: «Т. н. к. н. т. / Н. д. ч. / С. ч. к. / В. к. м.» – такими строчками, записанными сплошь, заполнялись блокноты с тем, чтобы по миновании опасных дней, концентрат вновь обратился в связные строки:
Эта же жесткая ориентация на противодействие энтропии определила и чрезвычайно строгий учет, которому подвергал Минаев свои тексты. Так, например, среди материалов архива сохранилась полная картотека стихотворений, алфавитный указатель к стихам (с взаимоотсылками заглавий и первых строк) и другие справочные материалы. Столь же четкий надзор был и над всеми стихотворными коммуникациями: Минаев копировал себе все рифмованные (иных же практически не признавал) инскрипты на своем единственном сборнике стихов, альбомные записи, эпиграммы и пр., т. е., по сути, сам был себе и архивариусом, и филологом и библиографом: в укор современным ему представителям этих профессий.
Нельзя сказать, чтобы архив его обошелся вовсе без утрат. Среди наиболее болезненных дезидерат – «Трагическая поэма без названия», читавшаяся им на литературных вечерах с 1927 года и отобранная при обыске в 1929 году; от нее осталось восстановленное автором по памяти вступление и пересказ ее, отложившийся в материалах следственного дела. Не разысканы тексты нескольких ранних стихотворений, факт существования которых известен нам из составленного Минаевым списка публичных выступлений (не исключено, впрочем, что ряд их был переделан до неузнаваемости; ср. коллизию со стихотворением «Сияет солнце утомленно…» I «Застенчиво и утомленно...»; С. 755–756). Не вполне опознаваемы иные стихи из алфавитного перечня (так, значащиеся там «Бородинские жители» могут означать сохранившееся ст-ние «3. Е. Сотниковой – С. И. Кожухов», написанное от лица директора Бородинского музея, а могут – неизвестный нам текст). Некоторые тексты, не попавшие в итоговый свод, вероятно, могут быть со временем извлечены из черновых тетрадей. С другой стороны, мы печатаем несколько стихов, не попавших в итоговый перечень – по недостаточному художественному уровню или просто по забывчивости.
В 1966 году, за год до смерти, Минаев заказал в Отделе справочно-библиографической работы и научно-информационной библиографии библиотеки им. Ленина справку о своих публикациях. Тогда еще была цела легендарная картотека публикаций в периодической печати (ныне утраченная, по всей вероятности, безвозвратно), благодаря чему старший библиограф Колосковская составила для него итоговый свод прижизненных публикаций. Их оказалось общим числом сорок шесть – меньше пяти процентов его творческого наследия (за пределами библиографии остались считанные выступления в зарубежной печати). Таким образом, главным источником текста для нынешней (и последующих) книг оказываются рукописи, обилие и специфика каковых потребовали выработки текстологических принципов, лишь отчасти корреспондирующих с традиционными. Перед тем, как перейти собственно к характеристике комплекса манускриптов, нужно сделать важную оговорку: у Минаева в обиходе было два почерка, практически не похожих друг на друга: одним он писал все письма, деловые бумаги, черновики стихов и пр. (далее – почерк А); другим же – только беловики стихотворений (почерк Б). Вот краткое описание рукописей, использованных при составлении этой книги.
