* Жди меня по ту сторону черной реки, *
Рубил ее он над ручьем,
еще не замерз поток…
Ян Болеслав Ожуг
Жди меня по ту сторону черной реки,
Когда двери запрут на большие замки
Все, кого я любила на этой земле,
Без защиты оставят в хохочущей мгле.
Жди меня по ту сторону черной реки,
Когда станут клубиться больные стихи.
Хлынул свет, и паромщик единственный ждет,
Под накидкою серой скрывая лицо.
Отрывая от жизни, ударит весло…
Жди меня по ту сторону черной реки,
Где земля помнит корни убитой ольхи.
* Благодарю, Господь. Ты дал мне эту боль *
Благодарю, Господь. Ты дал мне эту боль,
Чтоб с сердца моего содрать окаменелость,
Чтоб вновь оно за всех страдальцев изболелось
И вновь отозвалось на вечную любовь.
Песенка сумасшедшего
Вольному — воля, безумному — степь.
Ну а кто же безумный? Тот, кто в боли ослеп.
Я потерял человеческий лик.
Я понимаю звериный язык.
Вам и прозрение — бред, дребедень.
Вольному — воля, безумный — мишень.
Вольному — воля,
Безумному — поле,
Ржи вдоль обрыва
Золотая грива…
Ожугу
Ты уходишь по талому снегу,
За тобою чернеет весна.
И без спросу идут по следу
Боль и слава — доля одна.
Нацелилась зоркая Вечность
Сотней змеиных жал.
А сочувствия человечьего
Не познаешь, как Бог не познал.
Знаешь, стихи — как вороны,
Свежую чуют беду.
Знаешь, стихи — как лебеди,
К дальнему свету ведут…
* Мне не уйти. Веселой травли пляска. *
Мне не уйти. Веселой травли пляска.
Гадай, охотник, на каприз судьбы.
И на снегу, как веер карт цыганских,
И зверя и псаря легли следы.
Гадай. Сегодня снег — червонной масти.
И черной масти — дула зоркий глаз.
Тебе на круги выпадает счастье.
Бубновый выстрел обрывает связь.
* Чуяла — были крылья! *
Чуяла — были крылья!
Рыжие, цвета пламени.
Дни мои светом плавили,
Плечи нестерпимо жгли.
Чуяла — были крылья!
Кого полетом прогневала?
Багряной ризой разорванной
Волочатся в ржавой пыли.
На белом карнизе узком
Встречаю рыжее утро.
Лишь маленький шаг вперед —
И в трещинах мостовая,
Судьба моя ножевая.
Или как прежде звонкий,
Чистый верну полет.
* У кошки девять жизней, а у волчицы — тридцать. *
У кошки девять жизней, а у волчицы — тридцать.
Ничем не защитится, бегущая на выстрел.
И меченая пулей, я снова выживаю,
Тревожа наст февральский, опять бегу по краю…
Живучая, зверюга! — загонщики кривились
И приближали гибель, как жалость или милость.
* Господень лик — в земле, Им сотворенной *
Господень лик — в земле, Им сотворенной.
Боярышник горит — святой алтарь.
Что ангелы, березоньки и клены
Прославили Тебя, Небесный Царь.
Мои леса в нерукотворных фресках.
Здесь пала на колени и молюсь.
Как близок к нам теперь престол небесный,
И храм единый — золотая Русь.
* Вы травили собаками — *
Вы травили собаками —
Но собаки лизали мне руки.
Расстреливали мишень,
Но осиновые тонкие стрелы
Пели музыкой дивной
О любви и немеркнущей муке,
Пели музыкой дивной, вонзаясь мне в сердце.
Вы травили собаками —
Но собаки лизали мне руки…
* Не раньте поэтов, пока они живы, *
Не раньте поэтов, пока они живы,
пока не ушли в журавлиную высь
дорогой увечий и шагом с обрыва,
и преданы казни проклятой молвы.
Не лезьте нам в раны, как черные черви,
глодать чуть присохшую кровь.
Не раньте поэтов — сожженные нервы.
Пока еще живы — не тронь!
Мы все под прицелом. И путь нам отмерен,
никто не прибавит ни шагу, ни дня.
Не раньте поэтов. Ну, ради бессмертья.
Не топчите до срока златого огня.
Жизнь знает. И срежет сама.
* Господи, прости самоубийцу *
Господи, прости самоубийцу,
искажающего Твой завет.
За такого некому молиться,
жалости и оправданий нет.
Господи, прости самоубийцу,
эти крылья, срезанные с плеч.
Жгучее раскаянье струится
в отблеске церковных светлых свеч.
И за слабость смертного исхода,
и за весь незавершенный путь
помолиться встану до восхода, —
как свинец вражды впивался в грудь.
Господи, прости самоубийцу,
как Твое заблудшее дитя.
За такого некому молиться
на людских разорванных путях.
В изуродованных болью лицах
теплится еще предивный свет.
Господи, прости самоубийцу,
искажающего Твой завет.