Века назад с тобою мы бродили,
Рука с рукой, по солнечной стране.
Оливковые рощи мы любили
И звон цикад и песни при луне.
Любили моря синюю прохладу,
И митиленское вино,
И гроздья золотого винограда
За невысокий белою стеной.
Встречать любили корабли чужие
У гавани в вечерние часы –
Стремительные тучи грозовые,
Летящие над парусом косым.
Друг друга там с тобою мы любили,
В Эгейской солнечной стране,
Где с нами Музы милые дружили
И Сафо пела, украшая мне
Венками роз и ломкого аниса
Ночного ложа сладостный шатер…
Ты помнишь звезды яркие и низкие
И запах свежести с далеких гор?..
1 апреля 1947
Остров похож на огромный и радостный сад.
Розы цветут. В Митиленах цветет виноград.
И из далекого плаванья
Корабли чужеземные заходят в гавани.
Музы поют, вдохновляясь Эгейской весной.
Море и солнце. Наполнен полдневный зной
Цикад лирическим пением
И благоуханием весеннего цветения.
Сафо, и здесь ты бродила в любовной тоске,
След от сандалий остался на теплом песке,
И над волнами пенными
Твой голос звучал, призывая Айсигену.
В дар Афродите ты песни свои принесла.
Розы цветут, из которых венки ты плела,
И рощи олив по-прежнему
Такие ж густые, зеленые и свежие.
Нет тебя, Сафо. Но летописи земли
Песни твои чрез века донесли
Любовникам. И поэтому
Ты чтима, бессмертная, поэтами.
4 апреля 1947
Я слишком люблю тебя, солнце земное,
Закатов прозрачную акварель,
Восходов пастушескую свирель
И яростный ливень полдневного зноя.
И в каждой ромашке твое отраженье
Качается радостно, диск золотой,
Подсолнух надменный, высокий, прямой
Твое повторяет, о солнце, движенье.
В зеленой траве распускаются маки –
То пурпур заката на землю упал,
То с ягод рябины восход запылал
Осенним оранжевым лаком.
8 апреля 1947
Друзья мои, товарищи изгнанья!
Шесть лет почти мы делим пополам
И скудный хлеб дорожного скитанья,
И грусть надежд, и юмор мелодрам.
Мы помогаем пронести по жизни
Мешки обид, чувалы кизяков,
Прощаем, дружные, неласковой отчизне,
У нас отнявшей родину и кров.
Прощаем ей загубленные годы,
Саманную тоску и троглодитов быт;
Прощаем вшей, жестокую природу,
Лохмотья жалкие и нищенство судьбы.
Всех потеряв, мы обрели друг друга
(В суровых битвах длится бытие).
Лишь иногда в вечерние досуги
Цыганскою гитарой пропоет
Далекой молодости воспоминанье…
И мы, тряхнув почтенной сединой,
Забыв лета, разлуки и свиданье,
Смеемся весело над грустною судьбой.
Иль, раздавив желанные пол-литра
И слезы удержав, поем о старине,
Пока кругом шальные «виют витры»
И голод рыскает в измученной стране.
Друзья мои, давайте ж поклянемся
Союз наш сохранить до гробовой доски,
И напоследок вдоволь посмеемся,
И доживем свое без жалоб и тоски.
3-26 мая 1947
Я позову тебя в молчанье.
И, может быть, настанет час, –
На долгожданное свиданье
Пойду, не опуская глаз.
И будут все пути открыты
И я припомню, может быть,
По древним письменам санскрита
Метафизическую нить
Моих далеких воплощений
На грустной и родной земле –
Медузой, рыбою, растеньем
И ящерицей на скале
Была душа. В ночных пещерах
Горели первые огни.
И человек, один из первых,
В косматом сумраке возник.
А дальше – медленно и трудно
Шел человек – за шагом шаг,
Но в некий час тревоги чудной
Крылатой поднялась душа.
Так человек услышал Бога
И на земле родился Бог –
С востока привела к порогу
Звезда волхвов и пастухов.
И память мудро сохранила,
Запечатлена и чиста,
Путь от амебы до гориллы
И от гориллы до Христа
1 июня 1947
Конверт со штемпелем «Москва».
Как радостно и больно!
Читаю медленно слова,
И на глаза невольно
Непрошеная влага слез.
О, милый запах дома,
О, запах вянущих берез
На Троицу. Знакомый
Веселый вечер за столом
Под желтым абажуром.
Как дышит самовар теплом,
В сухарнице ажурной
Печенья хрупкая гора
(Домашнего печенья!),
И рдеет в вазе баккара
Клубничное варенье,
И хворост розовым клубком,
Напудренный ванилью,
В бутылочке старинной ром,
И рюмок изобилье,
И мед сочится золотой
На блюдо расписное,
Пионы в зелени густой,
Зажженные весною,
И в чашечках саксонских чай,
Душистый, сладкий, крепкий…
И скатерть – желтая парча,
На ней березок ветки…
3 июня 1947