Избранное

Смертью грозил трибунал,

Но и там, за колючей проволокой,

Он, как клятву, «Ленин» — шептал.

Они ринулись на Россию.

«Это враг наш!» — вопили вокруг

Но знал человек в концлагере,

Что Россия наш лучший друг.

Одним пресмыкаться и хныкать,

Другим бороться дано.

Сердце класса ослабло.

Но все же билось оно!

В России статую Ленина

Украли фашистские каты,

Чтобы ее переплавить

В орудия и гранаты.

Но есть и в далеком Мансфельде

Ленинцы — совесть земли.

Они ту бесценную статую

От варваров уберегли.

Когда нас Красная Армия

Избавила от оков,

На площади нашего города

Ильич встречал земляков.

А тот, кто томился в лагере,

Был русскими освобожден.

Не только красное знамя

Спас в годы позора он:

Сберег он великую дружбу,

Не дал нашу честь растоптать.

Зовут его Отто Брозовский —

Должны о нем все узнать.

С той поры миновало

Дней и событий много.

Несем мы красное знамя —

Подарок Кривого Рога.

И Ленин стоит на площади,

В грядущее взор устремив,

И всюду есть в мире ленинцы,

И Ленин повсюду жив!

1950

Перевод Л. Гинзбурга.

АВРОРА

I

Когда вместе с войском надежда

Замерзла среди снегов,

Опять зазвучала легенда

Про младенца и трех волхвов.

В золоте, в розах и миртах

Витал над окопами бог.

Кто потерял надежду,

Утешиться верой мог.

— Но когда он придет, спаситель?

Будет ли мир на земле? —

Спрашивали солдаты,

Никак понять не могли.

Плыли свинцовые тучи

В течение многих годов.

И люди душили друг друга

В ожидании трех волхвов.

Нашелся какой-то умник,

Начал смущать народ.

Его в ту же ночь офицеры

Вывели в расход.

Но в серых солдатских колоннах

Гудели, уставясь во тьму,

Крестьянин: — Кому землица? —

Рабочий: — Завод кому?

— Нет, прежде всего победа! —

Сказали хозяева им.

— Шалишь, — отвечали солдаты, —

Мы гибнуть за вас не хотим!.. —

Освещали ракеты покойников,

Уснувших на холоду.

Волхвов и младенца не было,

Но видели люди звезду.

Они из окопов вставали,

Сжимали они кулаки.

Ногами голосовали

Измученные полки.

Луна на штыках торчала,

Был вечер морозен и мглист,

И на солдатских папахах

Красные звезды зажглись.

II

В эту ночь навсегда ветры свой курс изменили.

С этой минуты, как прежде, жизнь идти не могла.

Стали читаться по-новому древние книги и были.

Неясное сделалось ясным, темная даль — светла.

Люди, согбенные горем, нуждой, нескончаемым голодом, —

От льдин под сиянием северным до туркестанских песков —

Увидели: воссияла звезда революции молодо,

И пастухи запели о правде большевиков.

Свершалось все, что раньше даже не смело присниться им.

Вспомнились все унижения, гнет, вековечный страх,

Тысячелетнее рабство, и костры мировой инквизиции,

И простуженный кашель замученных в застенках и рудниках.

Азбука баррикад и обиды тысячелетий,

Смутные чаянья предков в долгие годы зла,

Музыка, хлеб и любовь существовали на свете

Ради того, чтобы эта великая ночь пришла.

И грохнули пушки «Авроры», по окнам Зимнего бьющие.

Под знаменем красным на приступ идут Петроград и Москва.

Твердой рукой на дверях начертало Грядущее:

«Вся власть Советам!» — ленинские слова.