Завещание мужества

Последние дни в городе. Был снова на окраине проспекта Андраши, в парке у статуи Вашингтона. Был в парламенте. Чудесные орнаменты, роспись стен, безвкусные исторические картины. Заходил в верхнюю и нижнюю палаты. Поднимался на трибуны, с которых говорил речи Хорти. Все это очень и очень любопытно.

Будапешт позади. Дорога идет по венгерским городам. Разоренный Дьер и целые стекла в Мадьяраваре. Утром пересекли австрийскую границу. Весь фронт передвинулся. Встречаю под Веной, как и под Будапештом, знакомых регулировщиц и командиров полков. Окраины Вены — Карлэберсдорф опять пиво, как и в Кабаньи. Город начинается с пива. Пьют все — солдаты, освобожденные. По шоссе идут сотни — русских, поляков, французов, итальянцев. На двоих идущих французов всегда один чех или поляк, так как они кое-как могут объясняться с нами… Вот изможденные девочки с авиазавода в Швехате. Вот юнец в чудесном костюме и с самопишущей ручкой. Он был жуликом в Вене. Французы с браслетами на руке — имя, номер. Русские с надписью — ОСТ…

Переправа всегда торжественна и молчалива, как похороны.

Встречаю друга на мотоцикле, пересаживаюсь и снова в Вену. На домах белые и красные флаги. Бюргеры сжимают у виска кулаки: «Рот Фронт». Дома вплотную, глухие ворота, мрачные деревни. Изобилие скота.

Братислава. Чудно. Залит солнцем город. Напоминает курорты Крыма. Горы и горы.

Дунай чудесен — набережная, гуляют. Памятник у театра Гвездославу — поэту-классику. Брожу по городу. Шовинизм. Немцы поработали.

Раненый штатский чех не хочет идти в австрийскую больницу.

Рингштрассе — парламент, опера, городской театр. У памятника графу Шварценбергу… Баррикады. Отсюда до центра 10 минут ходьбы.

Здесь же орудие на прямой наводке.

В третий раз я по Венскому шоссе въезжаю в город. Сейчас бой уже идет за Дунайским каналом. Основная часть города уже освобождена. Дымится парламент. Вхожу. В комнатах жили немецкие солдаты. В кабинетах разбросаны шапки, мундиры, бумаги, и все со свастикой. Еду по городу. В 16-м районе был лагерь русских военнопленных. Сейчас в одном из домов они укрываются от бомбежки. Наталья Николаевна, сорокалетняя женщина из Киева. Она жила на улице Артема. Все это очень любопытно. Вот семья из Севастополя. Бабка, мать, дочь. Мужчины все на фронте. Они одеты, как и раньше, по-рабочему бедно, — все русские. А вот девчонка во всем иностранном. Польки — разбитные. Австрийцы их теперь побаиваются и счастливы, когда о них говорят, что они мягче немцев, что они давали приют русским. Район особняков. Дом, гараж и сад. Почти в каждой вилле один славянин-работник, чтобы объясниться с нами.

Кто-то подходит. Меня называют «комиссар». Показывает документ — он когда-то сидел в гестапо. Боже мой, как это противно, как немцы предупредительны, как они лебезят.

Очередь за хлебом. В рабочем районе люди ходят храбрей. Многие уверяют, что они бывшие шюцбундовцы.

Вена приятна зеленью. Напоминает Киев. Захожу в дом. Дворник ведет в квартиру сбежавшего обершарфюрера СС. Все как было. У дверей два собранных чемодана. В шкафу мундиры с орденами и пальто. На столе письма и бумаги, кортик и шашка. Очень много квартир пустует — фашисты бежали без оглядки.

Русского человека я узнаю сразу — козырек кепки заломлен, галстука нет или завязан небрежно, воротничок выложен — это пареньки. Их везли сюда 14—15-летними, а сейчас они солдаты.

В Вене висят красные флаги — они сделаны из немецких, но написано готическим шрифтом. Маляр — аполитичен, не учел.

Освобожденные чувствуют себя хозяевами Вены, но неизвестность дальнейшего их мучает.

— Немцы говорили, что Россия от нас отказалась.

Это пугает их. Солдаты относятся к ним душевно, но подлецов узнают шестым чувством…

— Показывай руки. Да ты и не работал, — разговор шофера с одним разбитным пареньком из Краснодона. Дело было в Швехате.

Ожила наконец Братислава. Наверно, потому, что с 1941 года по апрель 1945 года здесь не чувствовали войны, город так медленно приходит в себя, хотя на его долю не досталось почти никаких испытаний.

Дунай стремительный и серый. Он сейчас, весною, какого-то стального цвета, как немецкие кожаные пальто.

В городе много белоэмигрантов, есть эмигранты и сороковых годов.

— Я была простой сестрой в одесском санатории, здесь меня принимали в лучших домах, — говорила одна девчонка, уехавшая из Одессы в Братиславу со словацким офицером.

Дура, она не понимает, что здесь лучшими домами считаются виллы богачей, что она здесь не стала культурней и умней, что за внешним уютом и шиком много гнили и дряни.

Старухе 94 года. Она дряхла. Но с кухни уходить не хочет.

— Я приготовлю первый обед для русских солдат.

Вечер под Брно. Туман и дым над сопками. Где-то город. Так всегда: предчувствие города, который начнется открыванием неожиданностей. Стрельба.

Сегодня видел снова поле боя и города, в которых час тому назад были немцы. Снова воодушевлен и вдохновлен, а то сидел, как в Чистополе, пять дней.

Лежат убитые немцы. Никто их хоронить не хочет, они прикрыты забором.

Под Брно. Оржешковички. Возле одного дома сожженный Т-34. Его подбил какой-то фриц. Война еще не окончена.

Поле боя. Трупы наших солдат. Один по пояс виднеется из окопа. Рядом связка гранат. На груди знак гвардии. В кармане документы и фото. Мозговой, 1924 года, кандидат ВКП(б) с 44-го года. Награжден двумя медалями «За отвагу» и орденом Красной Звезды. Был почти всюду. На войне с 1942 года.

Немцев было много. Они бежали. Лангер остался. Он поражен, что его не трогают.

Пылает немецкий дом. Только что загорелось здание политического управления Моравии. Люди голодны. Они, как везде, растаскивают склады. Несут свиные ноги и ведра вина.

Не был здесь неделю, а узнать нельзя. Через Дунай построен широкий мост. Немцы только хотели, но не успели.

Муссолини повешен. Правильно. Суд, не отходя от эшафота!

Вчера с С. Голованивским поехал через Дунай. За час побывал в трех странах: Венгрия, Австрия, Словакия. У меня уже притупилось понятие о границах и о Европе. Неожиданно полицейский заговорил по-мадьярски. А только сейчас кто-то по-немецки рассказывал, куда ехать.

Танкисты первые врываются в город. Один танк идет к цветочному магазину. Ребята берут огромные венки свежих цветов. Ведь кто-нибудь погибнет. Через час бой.

Проехали через Братиславу и словацкие села. Народу много. Национальные флаги, и костюмы, цветы, на площадях танцы и музыка. За Дунаем — Австрия. Пустынные городки. Флаги только красные. И лишь в Вене появились австрийские флаги. Вечер провели в концертном зале. Произведения Штрауса. Дирижер Клеменс Краус. Старик, подвижной. Вальсы Штрауса в Вене! Чудесные «Сказки Венского леса». На бис «Дунайские волны». Венцы неистовствовали.

Ведь только недавно здесь, на площади Шварценберга, возле зала и театральной академии, стояли орудия на прямой наводке и рвались мины. А сейчас гремят вальсы.