Пьесы

Т а т ь я н а. Ружье-то возьмите!

И г о ш е в. Ни к чему оно мне, ружье… Пущай у вас повисит. Мне теперь не до охоты. Ну, я ему покажу, паршивцу! (Уходит.)

Т а т ь я н а (повесив ружье на гвоздь). Юра, Юра! Ты спишь?

Г о л о с  Ю р ы (из другой комнаты). Сплю.

Т а т ь я н а (заглянув к нему). Ох, врушка! Полночь, а он читает. Подслушивал?

Ю р а (входя). Говорю, нет. Спал. Проснулся от ваших воплей. Вечно ссоритесь! Вот возьму и уеду в интернат.

Т а т ь я н а. Не отпущу я тебя туда! Не отпущу!

Ю р а. Как не отпустишь, когда сам Игошев приказал отпустить?

Т а т ь я н а. Пускай своими делами занимается! В мои не суется!

Ю р а. Ну, мать, это ты про божка своего, про Иегову? Какое кощунство! А вообще-то он прав. Еще утописты, не помню кто, это самое советовали. Давно уж пора в колбе детей выращивать, потом вешать на шею государству. Нечего тратить на них нервные клетки!

Т а т ь я н а. Вот болтун-то!

Ю р а. Не-ет, мать, я человек деловой. Вот увидишь, лет в тридцать министром стану. Правда, еще не решил — каким.

Т а т ь я н а. Без портфеля.

Ю р а. Сейчас портфели не в моде.

Т а т ь я н а. Спи. Я отца разыщу.

Ю р а. А чо его искать? Сам явится.

Т а т ь я н а. Ой, не знаю, явится ли…

Ю р а. Не он, так Иегова придет… Он тебя без внимания не оставит.

Т а т ь я н а. Не смей! Не смейся над человеком. Сергей Саввич этого не заслуживает.

Ю р а. А чего он заслуживает?

Т а т ь я н а. Уважения и вообще…

Ю р а. Не уважения он ждет от тебя. Это даже я понимаю.

Т а т ь я н а. Поговори у меня!

Ю р а. Ладно, мать! Спать пора! А то будем к утру неполноценными гражданами.

Затемнение.

Первый Татьянин сон. Возможно, навеянный разговором с сыном. Возникает  Б о г — И г о ш е в, он все так же без рубахи, но с венчиком над головой.

Рядом с ним — П е т р. Деревенская библиотека.

Б о г — И г о ш е в. Сушь-ка, это уж ни в какие ворота не лезет. Всю библиотеку растранжирил…

П е т р. Чо я растранжирил-то? Совсем не транжирил. Токо что книжки роздал на руки. Между прочим, в воспитательных целях. И для всеобщего сближения. Прочтет один книжку — другому передаст, тот — третьему. Вот и вся музыка.

Б о г — И г о ш е в. Черта с два передаст! Тьфу, опять нечистого помянул! Не отдаст, голову даю на отсечение! Что я, людей не знаю? Сам сотворил их по образу и подобию…

П е т р. Знать-то ты их знаешь, конечно. А образ и подобие твои устарели. Новых людей создавать надо: бескорыстных, честных и… гордых!

Б о г — И г о ш е в. Чем же прежние плохи? Чем? Вон какой колхозище на плечах своих подняли!.. Войну страшную такую выиграли.

П е т р. Колхозище — да. А до войны ты мог бы и не доводить. Двадцать миллионов пахарей потеряли. Самый цвет…

Б о г — И г о ш е в. Тут происки дьявола. Я тут, можно сказать, ни при чем. Церковь, сам знаешь, от государства отделена. Так что пекитесь о себе сами.

П е т р. Ежели каждый только о себе печься станет — это уж не жизнь будет, а сплошной эгоизм.

Б о г — И г о ш е в. Тогда друг о дружке думайте.

П е т р. Я вот думал о ближних, книжки им роздал, а ты меня попрекаешь.

Б о г — И г о ш е в. Дак ведь в библиотеке ни единой книжечки не осталось! Богу и то почитать нечего… хотя бы про этих чертовых атеистов…

П е т р. Они ж никуда не делись, книжки-то! Они просто на руках у колхозников.

Б о г — И г о ш е в. Стало быть, пиши пропало. Чужое-то всегда лучше!

П е т р. А я доверяю людям. Доверяю, и все.

Б о г — И г о ш е в. В Писании сказано: доверяй, но проверяй.

П е т р. Мало ли что в Писании! Может, оно привирает?

Б о г — И г о ш е в. Но-но! Ты полегче! Знай, на что замахиваешься! В общем, порешим так: книжки, чего бы это ни стоило, собери. Недостачу возместишь за свой счет.

П е т р. Недостачи не будет, гарантирую. Кстати, библиотеку надо кому-то передать. Я вызов на экзамен получил. На музыканта буду учиться.

Б о г — И г о ш е в. Восстанови библиотеку, и — скатертью дорожка.

П е т р. Вот и начнем с вас. За вами «Декамерон» числится.

Б о г — И г о ш е в. Да верну я твоего «Декамерона». Давно прочел. Щас Анна Петровна читает. И Витька — тайком.

Входит  Т а т ь я н а.

Т а т ь я н а. Я у вас книжку брала… Сдать хочу.

П е т р. Ну вот, а вы волновались. Через неделю все книжки будут стоять на полках.

Б о г — И г о ш е в (взяв у Татьяны книжку). Про любовь, что ли?

Т а т ь я н а. Если бы! «Экономика сельского хозяйства».

Б о г — И г о ш е в. Про любовь не сдала бы…

Т а т ь я н а. Почему же это? Книжка-то библиотечная.

П е т р. Ну вот, ну вот…

Б о г — И г о ш е в. Ты какая-то ненормальная. Ныне так рассуждают: что колхозное, то мое.

П е т р. Ну, если что — баян продам.

Б о г — И г о ш е в. Тут и пяти баянов не хватит.

Затемнение, из которого снова возникает изба.

Т а т ь я н а  одна.

Т а т ь я н а. Сергей Саввич прав оказался. Знает он людей. Книжек мы с Петей так и не собрали. Пришли к дедушке Егору. Он Спинозу себе взял. «Зачем? — спрашиваю. — Это очень трудный автор. Его и образованные-то не все читали». «Образованные как хотят, а я доломаю Шпинозу вашего». До сих пор «доламывает». Его Шпинозой за это прозвали. Другие тоже не лучше оказались. Анна Петровна, к примеру, «Декамерона» замотала. И сумма набежала изрядная. В музучилище Петя не поехал. В пастухи пошел… Я в тот год практику в своем колхозе проходила. Вдруг слышу раз — музыка. Дело-то весной было. Как раз черемуха распустилась. Соловьи распевали вовсю. От их песен, от пены черемуховой голова кружилась… Потому и решила, что музыка эта просто пригрезилась мне… Заслушалась, замечталась… Тут хохот раздался. Чего, думаю, это?.. А это Петя всех насмешил: пришел к нам на ферму с баяном. «Ты что, — спрашивают, — другого места для своего концерта не нашел? Буренок тешишь». «Не только буренок, но и вас, — отвечает. — Три чуда ценю на земле: женщин, коров да картошку. Это они войну выиграли…». И запел песню такую!.. Сейчас вспомню. (Поет.)

После этого больше никто не смеялся. Такая песня была душевная! Пронзительная песня! Чтобы написать ее, какой талант иметь надо!..

Слышится музыка, где-то вдали поет Петр.

Потом мама моя заболела. Бросила я институт и — домой. Мамы вскоре не стало.

Входит  П е т р. Ключица в гипсе, но под накинутым пиджаком это не видно.

Т а т ь я н а (в трауре). Ты выпил, Петя?

П е т р. Я, Тань, с горя.

Т а т ь я н а. Какое же у тебя горе?

П е т р (изумленно). Разве твое горе — не мое горе?

Т а т ь я н а. Ты, что ли, любишь меня?

П е т р. Ты не знала об этом?

Т а т ь я н а. Как же я узнаю, когда ты молчишь?

П е т р. Дак слов таких нет, чтоб сказать об этом во всю силу.

Т а т ь я н а. Слов очень много. У Пушкина, к примеру: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…»

П е т р. У Пушкина, может, всего одно мгновенье. У меня в тебе вся жизнь. Как же я о ней словами скажу, Тань? Нет, мне обыденных слов мало.

Т а т ь я н а. Ты бы музыкой намекнул или еще как.

П е т р. Я разве не намекал? Я тыщу песен для тебя сочинил… Не поняла… стало быть, и музыка бессильна.