Любовь и голуби (сборник)

Витька (пнув под зад). Я те дам – Витька! Дядя Витя! Сопля. Тебя еще на свете не было, я уже коней пас. Кто я? Ну!

Санька. Дядя Витя.

Витька. Около Кубы еще раз увижу, в озере утоплю. Понял? Оглох?

Санька (застонав от боли). У-у-у.

Витька. Шурик, у тебя же писька еще не выросла возле баб ошиваться. Или выросла? А, Шурик? Покажь письку. Ну пока-ажь.

Санька. Меня искать будут.

Витька. Поищем. Ночь с березкой пообжимаешься, и найдем. Че хошь с ней делай: хошь раком ставь, хошь на попа. Кому вякнешь, и тебя, и отца твоего уделаю… А мать трахну. Га-га-га-га…

Санька (сквозь слезы). Дурак! Скот! Скот!

Слышен шум подходящего поезда.

Витька. Стой тихо. Поезд пройдет – дальше пойдем.

Санька. Скот! Скот!

Витька. Не вой! Пошутил про мать! Ладно!.. С-сучонок… Довел меня.

Мимо грохочет состав. Санька стал отчаянно вырываться. И тут, зацепив сзади за пиджак, Витьку рванула торчащая из вагона арматура. Его опрокидывает, волоком тащит по земле. Витька орет, цепляясь за землю. Ему удается откатиться от вагонов, он затихает. Поезд прошел.

Санька (подскочив к Витьке). Витька! Витька! Ты живой?! Витька!

Витька (пытаясь поднять голову). Саня… Голову… Чуть-чуть…

Санька (помогая Витьке). Витя…

Витька. Саня… Нога… Моя… Нога…

Санька. Витьк, ты че?

Витька (улыбаясь). Браток… Нога… Там?

Санька. Нн-н… Нет. Н-на рельсах.

Витька. Ага. Саня… Понял. Людей. Иди… Людей, Саня…

Санька убегает.

Картина двадцать первая

В полумраке пустого пространства – все жители дома.

Валера. Нин, хочешь, к заозерским сбегаю?

Нина (плача). Были мы там. Нет его… Ой, матушки, сохрани мне сыночка! Баб Даша, куда бежать, не знаю.

Баба Даша. Раньше времени не причитай, Нина. Придет. Побегает и придет.

Нина. И на Трехугольник бегали, и к Кирпичикам бегали…

Райка. Правда, куда это он? Как сквозь землю… Прибежит, Нин.

Зина. А в милиции что говорят?

Аркадий. А че они скажут?.. Поездим, говорят, посмотрим.

Зина. Витька тоже запропастился. Я уже и не переживаю. Надоело.

Баба Даша. Дак то мужик взрослый, а то пацан.

Нина. Ну я его!.. Придет – захлестну! Ох, захлестну! Всю рожу в кровь исхлестаю!

Аркадий. Найди сначала… «Исхлестаю…»

Нина. Сколько уже? Часа два ночи-то? Аркаша! Ты почему руки в брюки?! Сын потерялся, стоишь, как долбоконь.

Аркадий. А куда бежать? Все обегали.

Нина. В задницу к себе беги!

Баба Даша. Нина, перестань.

Нина (почти взвыв от горя). Повешусь! Что случится – повешусь! Жить не буду! Это что за город проклятый?! Куда ни пойдешь – везде ворье да бандиты… Это как в таком аду жить можно?! Че хотите делайте, повешусь!

Все наперебой стали успокаивать Нину. Постепенно общий шум переходит в ровный низкий гул. Появляется Санька. Останавливается в центре, садится, вытянув ноги, закрывает глаза.

Аркадий. Нин, а это что? (Показывает на Санькины ноги.)

Нина. Отстань от меня.

Аркадий. Нин, ноги, что ли?

Нина. Какие ноги?

Аркадий. Нога же! Вон, за кроватью!

Нина (подходит к Саньке). А! Он почему тут?.. Он что… тут?

Аркадий. Спит – что!

Нина. Спит?! Вы поглядите на него, люди добрые! Спит! За кроватью спит! Уселся и спит!

Аркадий. Тьфу ты!

Нина. Ну я ему!.. (Заметалась по сторонам, ищет, чем ударить Саньку. Подскочила к мужу, лихорадочно вытаскивает ремень из брюк.)

Аркадий. Ну… Ну… Разбудить надо. Ну Нин.

Нина. П-паразит… Паразит!

Хватает Саньку за шиворот, тянет его вверх. Санька, еще толком не проснувшись, поднимается на ноги. Нина хлещет его ремнем, бьет кулаком по спине. Соседи, стоя вокруг, покачивают головами. Санька запрокидывает голову, прикрывает глаза руками, стоит под ударами не шелохнувшись. В глубине пространства закричала Светка. Крик ее переходит в стон-плач. Отец, не выдержав, стал отбирать у матери ремень, загораживать сына. Обессилев, мать опускается на колени, рядом приседает отец. Становится тихо.

Санька открыл глаза. И все странным образом переменилось. Люди легли на землю и притихли, словно уснули. Санька оглянулся. Из глубины к нему медленно шел Ужас. У Ужаса не было глаз, не было дыхания. Его высокая, белеющая в темноте фигура приближалась к Саньке не по прямой, а зигзагообразно и плавно, словно скользя над землей. Фигура остановилась, раздался треск распарываемой материи, саван слетел, и перед Санькой оказался Витька. Его спина и грудь в багровых линиях, какие бывают от удара бичом. В руках у Витьки ларец. Склонив перед Санькой голову, он достает из ларца тяжелую золотую цепь, надевает Саньке на шею, становится перед ним на колени. Лежащие на земле тоже встают на колени. Все смотрят на Саньку.

Санька (Витьке). Тебе было больно?

Витька. Простите меня.

Санька. И ты прости.

Подходят тетя Саша и дядя Толя. Ведут за руки Татьяну. Татьяна босиком, в ночной рубашке. На тете Саше серая телогрейка с номером, кирзовые сапоги, на голове белая докторская шапочка. Дядя Толя в длинной шинели, на голове фуражка.

Дядя Толя (не решаясь взглянуть на Саньку). Жизнь так сложилась. Не по своей воле… По службе… (Вздохнув.) По государственной. Замолвите словечко. Плачу и каюсь во веки веков…

Санька (тете Саше). Вы любите его?

Тетя Саша. Окаянная, Сашенька, дорога, окаянная судьба. А и то жизнь, а и то воздух. Как не плакать?

Санька. Не надо плакать.

Тетя Саша. Не буду, Сашенька, не буду.

Санька (взяв Татьяну за руку, ведет ее к качелям. Всем). Когда мы полетим, не хватайте за ноги.

Санька и Татьяна становятся на доску. Нина и Аркадий с разных концов потихоньку раскачивают.

(Громко.) Пройдет много лет!.. К нам во двор… шар!.. (От волнения ему трудно говорить.) Громадный, красивый… опустится шар! Большой, как наш дом! Как планета! Я… Я… Вы подождите! Я заберу вас с собой!

Все. Подождем. Надо ждать. Что ж делать? Подождем.

Санька (почти плача). Милые мои!.. Милые! (Соскочив с качелей.) Вы любите меня?

Все (кинувшись к Саньке). Александр Аркадич! Золотой! Дорогой наш! Александр Аркадич! Родной!

Начинают целовать Саньку, плачут от нахлынувших чувств. И Санька плачет и целует всех. Одна Татьяна тихо качается на качелях.

Санька. Хотите!.. (Задыхаясь от восторга.) Хотите покажу, как я летаю?!

Все. Да! Да! Полетайте! Александр Аркадич, полетайте!

Санька. Смотрите!!! Лечу!!!

Окруженный людьми, он начинает подпрыгивать, помогая себе криком. За столпившимися Саньку не видно, только слышно все более отчаянное и трудное дыхание. Когда люди расступаются и исчезают, на месте Саньки оказывается нелепо подпрыгивающий сорокалетний мужчина. У него вполне приличное брюшко, залысины, слегка помятое, как и брюки, лицо.

Татьяна (смеясь). А старый!.. А страшный!..

Яковлев. Я моложе… на два года.

Татьяна (подскочив к Яковлеву, танцует). Был моложе. Танцуй! Что же ты? Успеваете, Александр Аркадич?

Яковлев. А как же?!

Татьяна. Быстрее! Еще быстрее!

Яковлев (довольно ловко приноровившись к Татьяне). А как же… Давно тебя не видел… Почти забыл… Куда ты? Погоди, Тань! Куба!

Татьяна, продолжая танцевать, исчезает в глубине.

Куба! Татьяна! Та… (Пошатываясь, стоит на месте, затем ложится на полу, свернувшись калачиком.)

Эпилог. 1990 год

Картина двадцать вторая

С небольшим чемоданом и с сумкой через плечо во двор входит Яковлев. Останавливается у крыльца. Стоит, не решаясь войти в дом. Подходит к почерневшему столбику. Это все, что осталось от качелей. Да и забор уже скорее намек на бывший забор: полусгнившие доски, проломы, покосившиеся столбы. Из дома, ворча себе под нос и сплевывая в сердцах, выходит мужик. Ему лет пятьдесят. На голове кепка, он в замызганной, лоснящейся от грязи телогрейке, на одной ноге сапог, на другой… Другой ноги нет. Вместо ноги примитивный деревянный протез. Увидев Яковлева, придержался на мгновение и уверенно и радостно заковылял к нему.