Пьесы

Ефим. Что бы ты сделал, Матвейка? Революцию бы остановил? Революцию останавливать нельзя. (Смеется.)

На улице.

М а ш а,  А н ф и с а.

У Маши под мышкой несколько книжек, тетради.

Издали слышны голоса ребятишек.

А н ф и с а. Уезжать когда собираешься?

М а ш а. Когда научу тебя читать и писать.

А н ф и с а. Не стану я у тебя учиться.

М а ш а. Ты не станешь — другие станут. Вон ребятишки собрались. Сейчас попросимся к кому-нибудь в чум и начнем занятия.

А н ф и с а. Возьми свои косы. Не помогли они. Ушел от меня Матвейка.

М а ш а. Давно его нету. Уж не случилось ли что?

А н ф и с а. Тебя спасать кинулся. Обо мне небось не подумал… Спасать-то меня надо было…

М а ш а. Ты права, Анфиса. Я и сама за себя постоять сумею. Зря он за меня волновался.

А н ф и с а. Погоди пузыри-то пускать! Гришка не из тех, кто зло забывает.

М а ш а. Ты меня не пугай, Анфиса. Лучше посоветуй, куда с ребятишками приткнуться, пока новую школу не построили.

А н ф и с а. Ефим взялся. Да построят-то нескоро.

Неподалеку, на месте бывшей школы, тюкают топорами два человека — старик  Я д н е  и  Ш а м а н. Они не очень усердны в своих стараниях. Больше курят да сидят.

М а ш а (посмотрев в их сторону). Не нравится Шаману на людей работать. Привык, чтоб на него работали.

А н ф и с а. За работу еду дают. Все отняли у него… ничего не осталось. Народ его жалеет.

М а ш а. Нечего жалеть кровососа. Хватит, поездил на чужих спинах! Сам пускай попотеет. Скажи, Анфиса… школу он поджег?

А н ф и с а. Школу? (Ей неловко перед Машей). Нет, однако, не он. На Шамана зря клепаешь.

М а ш а. Думаю, что и он к этому причастен. Причастен ведь, а?

А н ф и с а. Он только снадобье мне давал… (Спохватилась.)

М а ш а. Какое снадобье? Для чего?

А н ф и с а. Чтобы с духами повидаться.

М а ш а. И ты виделась? (Взяла у нее подпаленные косы, разглядывает.)

А н ф и с а. Видалась. Совета у них просила.

М а ш а. Как интересно! Расскажи мне об этом!

А н ф и с а. Мне надо Костю кормить. (Уходит в свой чум.)

М а ш а. Бедная, несчастная Анфиса! (Снова рассматривает косы.) Теперь мне все, все понятно. (Уходит к школе.)

Ш а м а н. Страстуй, агитатка!

М а ш а. Ань торова, Ефим. Жечь — не строить, правда?

Ш а м а н. Правда, правда. Огонь раз лизнул — и школы не стало. А топором много-много махать надо. Пока дети твои не вырастут, пока внуки. А может, и внуки внуков.

М а ш а. Гораздо раньше, Ефим. Гораздо раньше.

Ш а м а н. Не спеши, Марья Васильевна. По молодости все спешат. А мудрые люди сперва думают, потом примеряют, потом опять думают, опять примеряют…

М а ш а. Значит, этим мудрецам выгодно, чтобы люди были безграмотны. Скажи мне, мудрец, зачем ты сжег школу?

Ш а м а н. Э, Марья Васильевна! Не оговаривай! Я никогда против власти не шел. Ваша власть — моя власть. Видишь? Топор мне доверила. Хлеб дает за то, что строю. Оленей пасти не надо, озеро хранить не надо, больных лечить не надо, духов не надо ни о чем просить… Ваша власть мне глянется. Думать не о чем: знай топором помахивай. Хоть раз махнешь, хоть сто раз по разу — все равно голодным не оставят. Справедливая власть! А сам я к себе был несправедлив. Я не жалел себя, Марья Васильевна. Людей жалел… Теперь их власть жалеет. А я себя жалеть буду.

М а ш а. Понятно, но школу-то все-таки ты сжег?

Ш а м а н. Школу не я жег — Матвейка. Потому и в поселок боится показываться. Закона боится. Он ведь богатый был, Матвейка. У него оленей — со счету собьешься. Узнал, что отнимут оленей, — обиделся. Поджег школу твою и в лес ушел. А я не обиделся, Марья Васильевна. Я сам первый в колхоз вступил. И озеро отдал, и оленей. Видишь? Вот все, что осталось у меня. Чум да одежда. А мне и этого довольно. Люди жадничают не от ума. Человек голым рождается и умирает голым. Я это давно понял…

М а ш а. Какой ты умный, Ефим! С тобой беседовать — одно удовольствие!

Ш а м а н (гордо, с достоинством). Я шаман. (Сбавив тон, с улыбочкой.) Бывший шаман. Глупцы шаманами не бывают.

М а ш а. Да-да, ты умный. Но зря ты идешь против Советской власти. Будь осторожен. Иначе… иначе тебе несдобровать, бывший шаман.

Ш а м а н (юродствуя). Что, разве я не так тешу? (Тюкнул топором.) Если не так, научи, как надо.

М а ш а. Не так, Ефим, не так тешешь. Ты сам это знаешь.

Раздается гром бубна. Появляется пьяная  к о м п а н и я.  Р о ч е в  терзает колотушкой бубен, поет. Собутыльники хрипло и вразброд подтягивают, скорее, мычат, и получается: кто в лес, кто по дрова.

Р о ч е в.

Ну, чего рты зажали? Пойте! Вы свободные люди! Революция! Раз! Социализь! Два! Начали!

Стоп! (Указывая на Шамана). Вот перед вами трутень и вор… А мы муравьи. Понятно? Теперь вы его кровь пейте…

М а ш а. Опять вы пьянствуете?

Р о ч е в. Я, Марья Васильевна, агитирую… я им разъясняю: кто есть кто. Он шаман, он трутень… Его власть кончилась. И вот он гнется тут за кусок хлеба. А мы…

Ш а м а н. А вы бездельничаете. Потому что ваша власть.

М а ш а. А ведь он прав, Рочев. Вы третий день спаиваете людей. И третий день не можете подыскать мне место для занятий.

Р о ч е в. Место? Да это легче, чем комара задавить! Вот место! Учи! (Ткнул пальцем в чум Салиндеров.) Здесь учи.

М а ш а. Не мешало бы прежде хозяев спросить.

Р о ч е в. Хозяин здесь я. Понятно? Потому что власть. Понятно? Долой шаманов! Долой жуликов и трутней! Вся власть Советам! (Ударил в бубен, поет.)

Его собутыльники, в том числе и  Г р и г о р и й, подпевают.

Ш а м а н. Однако ты не худо шаманишь. Только шибко громко. Тоже мухоморов наелся?

Р о ч е в. Мухоморы — шаманская отрава. Мы — революция. Мы — социализь. Верно, Марья Васильевна? Иди в тот чум, учи. А кто против будет, скажи мне. Я их живо вот так… И — всегда ко мне. Учи, Марь Васильна… Нам шибко нужны грамотные. Чтобы всегда… чтобы везде… вот так. Нужны! Всегда! Везде! (Своим.) Айдате. (Ударил в бубен.)

(Горланя, уходит вместе со своими дружками.)

Ш а м а н. Смотри, Ядне, какая громкая власть! На всю тундру шумит.

М а ш а. Ошибаешься, Ефим: эти-то только на тундру… А мы хотим новую жизнь дать всему трудовому народу.

Ш а м а н. Уй-о! Где же вы столько бубнов возьмете? А колотить в них будут такие же, как Петька Зырян?

М а ш а. Зырян — это всего лишь ошибка. И мы ее исправим.

Ш а м а н. Ошибка-то она вон командует, водку хлещет. При мне такого не было. И сколько сейчас таких ошибок! Уй-о! Бедный народ!

М а ш а. Все наладится, Ефим. И народ наш не бедный. Вот реки станут — съезжу в Лурьян, и не будет твоего Петьки.