Фрейд

Марта (возвращаясь к своей излюбленной теме). Если ты так думаешь, то не выделяйся. Будь как все, обычным вра­чом, не гонись за известностью.

Фрейд (мрачно). Еврей не может позволить себе быть как все.

Марта. Почему?

Фрейд. Потому что все – это значит гои. Если евреи не докажут, что они среди лучших, гои скажут, что они – хуже всех.

Фиакр въехал в довольно бедную и очень населенную улицу. Играющие на улице ребятишки с изумлением уставились на экипаж.

Фрейд (с облегчением). Вот мы и дома.

Какой-то малыш бежит за фиакром и хочет уцепиться за запятки. Марта со смехом грозит ему пальцем. Этот бедный квартал представляет собой нечто вроде гетто. Перед еврейскими лавками (вывески на идише) толпятся евреи.

Фрейд. Когда я был в возрасте этого мальчишки, я называл гоев римлянами. А мы, евреи, были карфагенянами. В школе меня наградили книгой, где была эта картинка Я вырвал и сохранил ее. Гамилькар, герой Карфагена, заставил своего сына Ганнибала дать клятву, что он отомстит Риму. Ганнибал – это я.

Марта (с иронией). А твой отец, значит, Гамилькар?

Гримаса искажает черты лица Фрейда.

Фрейд. Да.

Марта (продолжает в насмешливом тоне). Он же кротчайший из людей! Неужели он заставил тебя дать клятву отомстить за него?

Лицо Фрейда еще больше мрачнеет. Чем больше он пытается напу­стить решительный и волевой вид, тем больше он сознает, что лжет. Несмотря на твердость его голоса, слова Фрейда звучат фальшиво.

Фрейд. Да. Отомстить за нас. Став лучшим врачом Вены.

Марта (изумленно смотрит на него). Ты никогда не говорил мне об этом.

Фрейд. Ты же знаешь, что мне тяжело говорить о себе.

(5)

Фиакр останавливается перед большим бедным строением.

Этот жилой дом похож на казарму. На окнах сушится белье. Перед входной дверью орет ребятня.

Фрейд машинально поднимает голову. Из окна второго этажа высу­нулась женщина лет пятидесяти, высокая и все еще красивая. Она не без кокетства машет ему рукой.

На ее прекрасные обнаженные плечи наброшена шаль. Лицо Фрейда преображается: на нем появляется выражение глубокой и сдержан­ной страсти.

Мать и сын обмениваются долгой, безмолвной улыбкой. Впервые возникает впечатление, что в эту минуту и в этом месте Фрейд чувствует себя совсем непринужденно. Он даже забывает заплатить кучеру, который с недоумением смотрит на него. Марта замечает это и, пользуясь случаем, украдкой сует крейцер кучеру.

Потом тянет Фрейда за рукав, пробуждая его от оцепенения.

Марта. Идем…

Площадка второго этажа.

Несколько довольно жалких дверей. На ступеньках лестницы сидит грязный, золотушный ребенок. Какая-то женщина полощет белье прямо в раковине, которая, похоже, единственная на весь этаж.

Но одна из дверей открывается, и мать Фрейда, сияя от радости, поджидает сына и его невесту.

Фрейд и Марта почти бегом преодолевают последний пролет. Марта огибает ребенка, сидящего на ступеньках, и нежно целует свою будущую свекровь.

Фрейд берет руку матери и нежно целует. Потом поднимает голову и улыбается.

Фрейд. Мама…

С матерью он держится совсем иначе, чем с Мартой (в отношении ее он позволяет себе страсть, ревность, резкости). Он кажется скорее влюбленным, нежели сыном. Но влюбленным скромным и безупречное вежливым.

Чувствуется, что у него с матерью существует какое-то личное, глубокое согласие, которое выражается не в словах, а в едва уловимых жестах. Мать улыбается серьезно и встревоженно.

Фрейд. Что случилось? Отец заболел?

Мать. Нет. Заходите, Марта.

Мать отходит в сторону. Они входят в крохотную прихожую. Мать закрывает дверь. Все трое оказываются в полумраке.

Мать Зигмунд, я говорю тебе об этом потому, что отец тебе этого не скажет: мы в безвыходном положении. Эта афера с тканями…

Фрейд (лицо его становится жестким). В чем же дело?

Мать. Твой отец в конце концов решил стать компаньоном Герштема.

Фрейд. Я тысячу раз его предупреждал…

Мать (властным тоном). У отца были свои причины, не забывай об этом, Зигмунд! Все, что делает отец, всегда правильно. (Пауза.) Производство шерсти переживает кризис. Они объявили о своем банкротстве.

Фрейд. Когда?

Мать говорит об этом с истинным благородством. Ни на секунду не возникает впечатления, будто она пытается оправдать отца. Властная и решительная, она, похоже, думает, что отец никогда не нуждается ни в каких оправданиях перед детьми.

Мать. В прошлом месяце.

Фрейд. Почему вы мне об этом не сказали?

Мать. Мы знали, что ты должен уехать.

Фрейд (овладев собой). Понимаю. Отцу никогда не везло.

Мать. Теперь надо выдержать сроки платежей. Но мы денег не нашли.

Фрейд берет руку матери и пожимает ее.

Фрейд (с теплотой). Не бойся, мама. Я сделаю все, что нужно. (Она порывается что-то сказать, но он прикладывает палец к ее губам.) Обо всем остальном мне скажет мой отец.

Он порывисто входит в комнату направо, где в кресле сидит Якоб Фрейд (ему чуть за семьдесят), выглядящий старше своего возраста, очень кроткий, не очень умный человек…

Якоб. Сынок мой! (Он хочет встать, искренне радуясь сыну. Сын бросается, чтобы помешать ему подняться.) Поцелуй меня! (Фрейд неуклюже, как бы по принуждению, целует старика. Старик нежен, словно женщина.) Здравствуйте, Марта. Здравствуйте, самая счастливая моя Марта!

Марта (с нежной улыбкой целует его). Почему я самая счастливая?..

Якоб. Потому что у вас будет лучший из мужей – господин приват-доцент Фрейд. Его бедный отец торговал шерстью, а он стал ученым.

Фрейд, напряженный и мрачный, слушает болтовню старика. В отце поражает сочетание крайней мягкости с глубокой старческой печа­лью. Зигмунд и Марта садятся по обе стороны отца. Мать стоит.

Якоб. Садитесь, дети мои. (Фрейд скован и молчалив. Очень почтителен. Однако неподдельное восхищение отца явно не доставляет ему удовольствия.)

Фрейд. Отец… (Мать остановилась в глубине комнаты и с тревогой смотрит на них.) У вас неприятности?

Якоб(с упреком, обращаясь к матери). Надо было дать ему уехать спокойно.

Мать. Нет. Он – мой сын. Если он не разделит моих забот, то кто разделит их?

В требовательности матери к Фрейду чувствуется гораздо большая любовь к нему, чем в ласковой болтовне отца.

Фрейд. Когда истекает срок платежа?

Отец, удрученный, сидит и молчит. Мать отвечает отчетливо и твердо.

Мать. В понедельник.

Фрейд. Сколько вы должны?

Мать. Две тысячи гульденов.

Фрейд достает из кармана портмоне.

Мать (с тревогой). Но, Зигмунд, это же…

Отец. Что?

Фрейд устрашающе смотрит на Марту.

Фрейд. Пустяки, отец. Пустяки.

Марта поворачивается к матери.

Мать. Что, Марта? (Пауза.) Это деньги, которые ему дали на жизнь в Париже? (Марта кивает. Отец глубже забива­ется в свое кресло.) Дай нам половину того, что у тебя есть. Мы как-нибудь обойдемся.

Фрейд. Я дам все. Все!

Он вынимает из портмоне золотые монеты и стопочками кладет их на стол.

Фрейд (считает). Пятьсот. Тысяча. Две тысячи…

Марта. Но ведь у тебя просят…

Мать. Оставьте его. Если он не отдаст все, он себе этого не простит.

Марта (в отчаянии). Это же деньги на его поездку!