Человек из СССР

Но ты будешь осторожен, да?

При чем тут осторожность? Я говорю о монете.

Я этот раз особенно боюсь. Но я рада за тебя. Я, правда, очень рада.

Вот и хорошо.

Вбегает обратно Марианна.

Хозяйка сегодня не в духах: говорит, что граммофон испорчен.

Ну, ничего, в другой раз.

Я сказала горничной подать кофе. Она тоже, кажется, не в духах.

Стук в дверь, голос горничной: Besuch für Frau Kuznetsoff. [4]

Фюр мих? [5] (Выходит.)

Ну, целуй меня. Скорей!

Нет, уж пожалуйста, не торопите меня.

Почему «вы»? Почему всегда «вы»? Когда ты научишься говорить мне «ты»? Ты поцеловать меня не хочешь? Алек!

Отчего же, можно…

Нет, теперь я не хочу.

Да, все забываю вам сказать: вы бы вовсе не душились.

Это чудные духи. Ты ничего не понимаешь. Убиган. [6]

(Напевает.) А мой милый хулиган подарил мне Убиган… Это ваш муж — на столике?

Нет. Бывший поклонник. Ты ревнуешь?

Хотите, Марианна Сергеевна, знать правду?

Да, конечно.

Так вот: я не ревную вовсе. (Снова смотрит на карточку.) Знакомое лицо.

Его расстреляли в прошлом году. В Москве. (Пауза.) И почему ты меня называешь по имени-отчеству? Это, наконец, невыносимо! Алек, проснись!

Невыносимо? Более выносимо, чем «Алек».

(Садится к нему на ручку кресла и меняет тон.) Ты ужасно странный человек. У меня еще никогда не было такого странного романа. Я даже не понимаю, как это случилось. Наше знакомство в подвале. Потом этот пьяный безумный вечер с бароном и Люлей… Всего четыре дня — а как это кажется давно, не правда ли? Я не понимаю, почему я тебя люблю… Ведь ты замухрышка. Но я тебя люблю. У тебя масса шарма. Я люблю тебя целовать вот сюда… и сюда…

Вы мне обещали кофе.

Сейчас будет, мой милый, сейчас будет. Как ты думаешь, если б твоя жена… Ах, скажи, ты не большевик?

Большевик, матушка, большевик.

Оставь, ты все шутишь со мной. Это странно. Ты совершенно не ценишь, что такая утонченная женщина, как я, увлеклась именно тобой. Ты не думай, это не любовь, это только увлечение. Когда мне надоедает любовник, я бросаю его, как увядший цветок. Но сегодня ты мой, ты можешь меня любить сегодня. Отчего ты молчишь?

Забыл реплику.

Несносный какой! Ты… ты… Я просто не знаю, кто ты. Ты ничего не хочешь рассказать про себя. Погоди, постой же… Милый мой… Слушай, Алек, почему ты не хочешь, чтобы я переехала к тебе в отель? Ведь мы и так встречаемся только там. Алек?

Давайте-ка, Марианна Сергеевна, условимся раз навсегда: никаких вопросов.

Ну не буду, не буду. Только я не понимаю — почему?

Голоса за дверью. Затем Ольга Павловна вводит Евгению Васильевну Ошивенскую, сзади следует сам Ошивенский. Евгения Васильевна старая дама, полная, вся в черном, глаза немного навыкате.

Тут хотят к вам перекочевать, Марианна Сергеевна.

Мы только взглянуть на вас. Ручку пожалуйте.

Очень вам к личику это платьице, Марианночка.

Вот это — муж Ольги Павловны…

(Сухо.) Честь имею.

Да что я… Вы ведь, кажется, уже знакомы. Садитесь, дорогая Евгения Васильевна. Вот сюда. Ольга Павловна, вы не хотите похозяйничать за меня? Я так плохо хозяйничаю. Садитесь, пожалуйста, господа.

Тем временем вошла горничная с подносом. На подносе кофейник и чашки. Ставит («bitte…» [7]) и уходит.

(Марианне.) Как вы поживаете, душенька? Все фотографией занимаетесь?

Ах, Женя, как ты всегда путаешь! Это называется: съемки. Кинематографические съемки.

Коммунистов, говорят, изображаете?

Возьмите же пирога! Ольга Павловна, разрежьте. Да, это очень интересный фильм. Конечно, о нем трудно еще судить, так как он снимается (пожалуйста…) по кусочкам.

Спасибо, кусочек, так и быть, возьму. (Он поглядывает на Кузнецова, который с чашкой отошел к кушетке в левом углу.) И зачем этих мерзавцев изображать!

Виктор Иванович, как поживает ваш кабачок?

А вы, Ольга Павловна, зачем разговор меняете? Я повторяю: этих господ нужно душить, а не выводить на сцену.

Я бы Троцкого своими руками задушила.

Конечно, искусство выше политики, но они все осквернили — красоту, поэзию жизни…

У них, говорят, какой-то великий поэт есть — Блок или Блох, я уж там не знаю. Жидовский футурист {8}. Так вот они утверждают, что этот Блох выше Пушкина-и-Лермонтова. (Произносит как «Малинин и Буренин» {9}.)

Господь с вами, Евгения Васильевна. Александр Блок давно умер. А главное —

(Спокойно плывет дальше.) Да в том-то и дело, голубушка, что он жив. Это нарочно врут. Вот, как врали про Ленина. Было несколько Лениных. Настоящего убили в самом начале.

(Все поглядывая налево.) От этих мерзавцев всего можно ожидать. Простите… Ольга Павловна, как имя-отчество вашего…

Алексей Матвеич. К вашим услугам.

Я хотел вас спросить, Алексей Матвеич, отчего это вы улыбаетесь?

Из вежливости. Вы все время коситесь на меня.

Вам, кажется, эмигрантские разговоры не по нутру. А вот попробовали бы, батюшка —