Крах

Умпэй. Мне, Сэцуко, пятьдесят. Только в этом возрасте человек начинает по-настоящему работать. Нет, я еще не собираюсь сдаваться! Вот уже двадцать лет, как я стал предпринимателем. А ведь вся родня была против того, чтобы я родовые земли превратил в деньги и пустил их в дело. Больше всех возражала тетушка. Но я человек дальновидный, и мне почти все время сопутствовала удача – благодаря войне в Европе сложилась благоприятная конъюнктура… Иногда, разумеется, приходилось идти на риск. По мне здорово ударил кризис тысяча девятьсот двадцать седьмого года, [4] но я блестяще вышел из трудной ситуации, все прямо ахнули. А сейчас, в самом расцвете сил… Как раз теперь депрессия явно идет на убыль… Нет, я еще хочу побороться!.. Не стану рассказывать тебе все подробности, в делах ты мало что смыслишь, скажу одно: ты должна понять – я в критическом положении. Я доставил маме много огорчений, но она все стойко переносила, прекрасно воспитала всех вас и поистине достойна уважения… Конечно, в душе она обижена на меня, это понятно, может быть, даже ненавидит… В нашем доме, ты сама говоришь, не хватает тепла, и это, конечно, моя вина. Но если сейчас мама поможет мне, я стану жить совсем по-другому.

Тоёдзи и горничная вводят в комнату О-Маки. Она близка к обмороку. Вбегает тетушка, вслед за нею – Кадзуо.

Тетушка. Ай-яй-яй, что с тобой?

Тоёдзи. Сюда! Сюда! (Укладывает О-Маки на диван.) Возьми у меня в портфеле виски и налей в чай…

Горничная уходит.

Ну-ну, ничего страшного. Немного нарушено кровообращение. (К Сэцуко.) Развяжи ей пояс! (Всматривается в лицо матери, щупает пульс.)

Все наблюдают за ним затаив дыхание. О-Маки издает слабый стон.

Умпэй. Что там случилось?

Горничная приносит чай. Тоёдзи вливает его в рот матери. О-Маки громко стонет, открывает глаза.

Тетушка. Ну, как ты?

Тэруко. Мама!

Умпэй. Что с тобой?… Ведь у тебя слабое сердце, надо щадить себя.

О-Маки. Ушли? Они ушли?

Тэруко. Да, да, ушли.

Снаружи слышны возгласы: «Да здравствует забастовочный комитет! Ура-а!» Кадзуо закрывает дверь в галерею.

О-Маки. Бестолковые люди…

Кадзуо. Бестолковые? Мягко сказано.

О-Маки. Сам дьявол говорил их устами. Сперва я не принимала их болтовню близко к сердцу… Потом вижу, они суют нос даже в наши семейные дела, плетут разные небылицы… Тут я сообразила, что все это они взяли из повести Ка. Кавасаки, меня бросило в жар… в глазах потемнело…

Тоёдзи иронически смеется.

Тебе смешно, Тоё?!

Умпэй. Ну ладно, успокойся.

Тетушка. Слава богу, все обошлось.

О-Маки. Мне уже лучше. Только зря напугала вас.

Тоёдзи. Вставать пока нельзя. Полежи немного.

Умпэй (смотрит на часы). Маме лучше. Можете идти… Мне надо ей кое-что сказать. А Сэцуко и тетушка пусть останутся.

Тетушка. Я тоже? (Возвращается.)

Остальные уходят.

Умпэй (к О-Маки). Ну, как?

О-Маки (приподнимается). Как будто ничего.

Тетушка. Наконец-то ты пришла в себя. А то я уж не знала, что и делать…

Входит горничная.

Горничная. Простите… Вернулся из Токио молодой господин…

О-Маки. Он вернулся?… (Умпэю.) Меня сегодня вызывали в полицию. Из-за него. Он раскаялся, поэтому его отпускают, иначе, мол, наше имя может появиться в газетах.

Умпэй. Хорошо, что так получилось. (Горничной.) Скажи, чтобы немедленно шел сюда. (К О-Маки.) Это весьма кстати. Сэцуко хочет с ним поговорить… Впрочем, лучше потом. (Горничной.) Пусть подождет внизу.

Горничная уходит.

О-Маки. Ты сегодня будешь ночевать дома?

Умпэй. Не могу.

О-Маки. Но ты чересчур переутомляешься…

Тетушка. В самом деле. Если, не ровен час, вы сейчас свалитесь, это будет настоящей трагедией.

Умпэй. Я? Свалюсь?

Тетушка. Конечно, если так много работать.

Сэцуко. С самой весны ты ни разу не отдыхал.

О-Маки. Говорят, если человек сильно потеет, с ним того и гляди может случиться апоплексический удар.

Умпэй испуган.

Впрочем, это говорит Тоё, так что…

Умпэй. Тоё… Что он сказал?

О-Маки. Да нет, ничего особенного… Ты сегодня какой-то странный.

Сэцуко. Папа просто устал.

Умпэй. Что же во мне странного? По-моему, ничего. Все зависит от настроения. Если работать с полной отдачей, никакие болезни не страшны.

Тетушка. Верно, верно…

О-Маки. Ты хотел мне что-то сказать?

Умпэй. А, да-да… По правде говоря… Неловко мне ни с того ни с сего обращаться с подобной просьбой, но я намеревался взять у тебя немного денег взаймы.

О-Маки. Взаймы? Как это понимать?

Умпэй. Видишь ли, мне крайне нужны деньги.

О-Маки. И ты хочешь их занять у меня?

Умпэй. Если можно.

О-Маки. Сколько же тебе нужно?

Умпэй. Хотя бы пятьдесят тысяч иен.

О-Маки. Ч-что? Ты думаешь, у меня есть… такие деньги?

Умпэй. А разве нет?

О-Маки. Конечно, нет!

Умпэй. Придется тогда у тетушки попросить.

О-Маки. Не знаю, не знаю… Что скажешь, тетя?… Откуда же у тети наличность, все ее имущество – только вишни да виноградники. Едва сводит концы с концами.

Тетушка. Конечно, конечно. Еле-еле перебиваюсь… Муж давно болен…

Умпэй. Мне только на месяц, чтобы как-то выйти из положения, а потом все наладится. И я больше не буду! вас беспокоить.

О-Маки. Тысячу или две я бы еще нашла, но пятьдесят!..

Умпэй. А если взять на время из семейного бюджета?

О-Маки. Откуда же у меня лишние деньги? Ведь с самой весны ты не дал мне ни одной иены на расходы.

Умпэй. Да, ты права.

О-Маки. Сэцу-тян знает, как я кручусь. В последнее время расходы так увеличились! Каждый месяц посылаю Сэцуко с мужем в Токио определенную сумму, сыну в Исиномаки вместо ста иен приходится теперь посылать двести, там ведь больной. Заработок у Кадзуо совсем ничтожный, так по крайней мере он говорит. А тут еще Тоё со своими дурацкими выходками. Ведь для того чтобы отправить его Кимико обратно к родителям, прежде всего нужны деньги. Надо одеть ее с головы до ног. На все это ты не дал ни гроша. Хорошо, что я на всякий случай понемножку откладывала, а то, право, даже не представляю, как выкрутилась бы…

Умпэй. Я обратился, зная твою предусмотрительность…

О-Маки. Но у меня почти ничего нет, а то, что осталось, могу отдать тебе вместе с банковской книжкой, если это тебя устроит.

Умпэй (встает, пошатываясь от головокружения). Я т-так и думал.

Сэцуко. Папа!..

Умпэй. Хватит. Вызови машину.

Сэцуко. Не надо, папа, сегодня…

Умпэй (опираясь о стену). Ладно, пусть… Здесь каждый сам по себе.

О-Маки. Что ты хочешь этим сказать?

Умпэй. Вызови машину.

О-Маки. Лучше принял бы ванну на ночь, а?…

Тетушка. Останьтесь.

Умпэй. Не желаю! Вызывай мне машину! Машину! Машину!

(Уходит направо.)

Тетушка смотрит на О-Маки. О-Маки с равнодушным видом уходит. Тетушка идет следом. Сэцуко провожает их взглядом.