О, если над тобой так властен смерти зов,
Что жизнь свою и честь ты позабыть готов,
То вспомни нашу страсть, мой дорогой Родриго,
Сразись, чтоб на меня не пало это иго,
Борись, чтобы меня не отдали тому,
Кто отвратителен и сердцу и уму.
Сказать тебе еще? Как воин выйди в поле,
Чтоб я, безмолвствуя, в своей смирилась доле,
И, если ты любви не угасил огня,
Будь победителем и завоюй меня.
Прощай: мне совестно моей невольной речи.
С каким теперь врагом я не осилю встречи?
Сюда, наваррец, мавр, Кастилья, Арагон,
Все, кто в Испании бестрепетным рожден;
Спешите тучами, грозой объединенной.
На бой с десницею, так дивно вдохновленной,
С моей надеждою сразитесь все зараз;
Чтобы сломить ее, все будет мало вас.
Тебе ль покорствовать, блеск моего рожденья,
Жестокий к сердцу моему?
Тебе ль внимать, любовь, чьи нежные веленья
Противоборствуют надменному уму?
Принцесса бедная, кому
Повергнуть дань повиновенья?
Родриго, дум моих достоин ты один;
Ты доблестнее всех, но ты не царский сын.
Бездушная судьба, чье роковое слово
С мечтаньем разлучает честь!
Мое избрание ты судишь так сурово,
Что в страсти только скорбь мне суждено обресть.
О, небо! Сколько перенесть
Должна я сердцем быть готова,
Когда ему нельзя, терзаясь вновь и вновь,
Ни встретить милого, ни погасить любовь!
Нет, праздной робостью мой ум обеспокоен,
И мыслить я должна смелей:
Пусть от рождения мне царский сан присвоен,—
Родриго, я могу под властью жить твоей.
Ты, победивший двух царей,
Венца державного достоин,
И новый титул твой, непобедимый Сид,
О царственном твоем призванье говорит.
Меня достоин он, но он у ног Химены,
И в дар он мною принесен!
В их страсть и смерть отца не вносит перемены,
И мщенье нехотя свершает свой закон.
Пусть перед ней преступен он,—
Меж нами будут те же стены,
И заповедь судьбы к несчастной так строга,
Что любят пламенно друг друга два врага.
Живет надеждой страсть, но гибнет вместе с ней;
Родриго вас пленять уже не может боле.
Вы знаете, что он Хименой вызван в поле:
Падет ли он в бою, ее ль получит он,—
Надежда умерла, и дух ваш исцелен.
Напротив, ни одни, как прежде, не запретны!
Когда у них в бою стоит такой заклад,
Я воспрепятствовать могу на всякий лад.
Любовь, виновница моих живых мучений,
Внушает любящим сто тысяч ухищрений.
На что надеяться, когда и смерть отца
Воспламенить враждой не может их сердца?
Ведь поведение Химены доказало,
Что ненависть над ней не властвует нимало.
Ей дозволяют бой, и тут же как бойца
Она согласна взять случайного юнца,
Чуждаясь помощи мечей неустрашимых,
Давно прославленных и всенародно чтимых;
Дон Санчо для нее удобен потому,
Что драться в первый раз приходится ему.
Ей нравится такой неискушенный воин;
Он славой небогат, и дух ее спокоен;
Легко понять, что ей, устроив этот бой,
Добиться хочется насилья над собой,
Украсить милого победой предрешенной
И право получить казаться примиренной.
Уже не к рыцарю летит моя мечта.
То не Родриго, нет, не наших слуг потомок;
Для сердца моего он по-иному громок:
То славный паладин, всех выше и храбрей,
Неустрашимый Сид, властитель двух царей.
Все ж я себя сломлю: не в страхе осужденья,
Но чтобы не смущать столь верного служенья;
Хотя б, в угоду мне, вручили скиптр ему,
Я отданного мной обратно не возьму.
И так как в час суда он победит бесспорно,
Химене тот же дар я принесу повторно.
А ты, свидетель мой в мучительной борьбе,
Смотри, могу ль я быть верна сама себе.
Как я измучена, Эльвира, как несчастна!
Не знаю, что желать, и над собой не властна:
В душевных помыслах — смятенье и разлад;
Я все мои мольбы сама зову назад.
Я двух соперников вооружила к бою,
Который только скорбь мне принесет с собою,
И, тот или другой сужден ему конец,—
Или мой друг убит, иль не отмщен отец.