Пьесы

ТОМАС. Кто? Вольфганг?

ФРАНК. Ах вот оно что. И как его зовут?

ТОМАС (отчетливо). Вольфганг.

ФРАНК (удивленно). Не Вольфганг же?

ТОМАС. Именно Вольфганг.

ЙЕННА. В честь дедушки…

ФРАНК (любезно). И что — он уже ползает, и садится, и все рушит на своем пути?

ТОМАС (расслабленно. Берет телефонную трубку). Нет-нет, еще пока нет.

ФРАНК. Он, может, не очень ранний… Мальчики позже учатся?

КАТАРИНА. Чем кто?

ФРАНК. Чем девочки. Неважно… С ним все хорошо?

ТОМАС. Нет, он болен.

ФРАНК. Вот как.

ТОМАС. Да.

ЙЕННА. Он болен с рождения.

ФРАНК. Ты хотела выпить.

ТОМАС. Кашляет по ночам. (Томас с трудом произносит слова. Кладет трубку.) Йенна думает, что это кашель.

ЙЕННА. Коклюш. Это не опасно.

ФРАНК. Бедный малыш, грустно, когда такие маленькие болеют.

ЙЕННА. Это не опасно, просто надо следить за ними всю ночь. Когда Сара болела коклюшем — это было ужасно.

С другой стороны, это так трогательно, так безумно трогательно — лежит такая кроха и кашляет, не может дышать как следует, ловит губами воздух.

ФРАНК. В таком состоянии не очень хорошо засыпать.

ЙЕННА. Да, я полночи проносила ее на руках. Я звонила тебе двадцать раз. Томас был в Мальмё на курсах. Я не знала, что делать. В конце концов…

КАТАРИНА. Тяжело, наверное.

ЙЕННА. Да уж.

Спящий ребенок весит еще тяжелее.

КАТАРИНА. Надеюсь, она скоро выздоровеет, сможете спать спокойно.

ЙЕННА (довольно резко). Сара здорова.

ТОМАС. Это Вольфганг болен.

ЙЕННА. Только Вольфганг болеет. (Сердито.) Это может быть и круп.

ТОМАС. Да, может быть и круп.

ЙЕННА. Да нет, вряд ли.

ТОМАС. Такой трогательный у него хриплый голосок, звучит почти как у Джимми Дюранте. (Смеется.)

ФРАНК. Красивое имя — Сара. Если бы у меня была дочка, ее бы звали Лена.

КАТАРИНА. Ой, нет, я знаю столько ужасно противных Сар… Простите… (Улыбается ТОМАСУ.)

ТОМАС (соглашается с КАТАРИНОЙ). Имя всегда ассоциируется с тем человеком, которого ты знаешь.

ФРАНК (чувствуется, что он считает ТОМАСА полным идиотом). Ну конечно. (ЙЕННЕ.) Знаешь, то, что ты сказала — что во сне дети кажутся гораздо тяжелее, чем обычно, — это очень интересно.

ЙЕННА (снова задумчиво). Не знаю, так ли это, но я точно это заметила.

КАТАРИНА (ни к кому не обращаясь). Томас.

ТОМАС. Да?

КАТАРИНА (ФРАНКУ). Не угостишь чем-нибудь?

ФРАНК. Что?.. Ах да, конечно. Простите.

О чем это я задумался?

КАТАРИНА (скорее от физического раздражения, чем эмоционального). Какой ты напряженный!

ФРАНК (не пытаясь оправдываться). Я? Да нет, вовсе нет.

КАТАРИНА. Очень напряженный. Посмотри на свою грудную клетку — она ходуном ходит. Да расслабься ты, ради всего святого, не можешь быть как все нормальные люди. (Голосом врача.) Никто тебя не съест… Слышишь, Франк?

ФРАНК. Что?

КАТАРИНА. Успокойся.

ФРАНК. Не понимаю, о чем ты говоришь.

Мы же будем не просто чай пить — а что-нибудь покрепче.

ЙЕННА (наклоняется и берет журнал со столика) Видел, какой роскошный стул Франк купил?

ФРАНК (КАТАРИНЕ). Не понимаю, о чем ты говоришь.

ТОМАС. О Господи, это стул? (Внимательно смотрит.) Это же почти произведение искусства.

КАТАРИНА. Это произведение искусства, на котором невозможно сидеть.

ТОМАС (не знает, что на это сказать. Садится но стул). Роскошный… Сколько он стоил?

КАТАРИНА. Угадай. Восемь тысяч.

ТОМАС. Восемь тысяч? Правда? Не может быть. Не может стул стоить восемь тысяч.

КАТАРИНА. Спроси Франка.

ФРАНК (встает). Вы голодные?

ЙЕННА. Ни капельки. (ТОМАСУ раздраженно.) Куда ты подевал джем? Который ты приготовил.

ТОМАС. Ой, черт, я забыл его… сбегать вниз и принести?

ЙЕННА. С ним просто невозможно…

КАТАРИНА. С Томасом? (ТОМАС улыбается, словно его похвалили.) Улыбаешься?

ТОМАС. Ну да… А что мне остается делать?

КАТАРИНА. С чем?

ЙЕННА. Томас, ты точно выключил стиральную машину?

ТОМАС. Да-да, я почти уверен.

КАТАРИНА. Удивительно видеть такую гармоничную личность.

ЙЕННА. (сердито). Да, он совсем нетребовательный. (ФРАНКУ, который стоит над ней как тень, норовя упасть.) Я слышала, у тебя умерла мама. Соболезную.

ФРАНК. У меня?

ЙЕННА. (неуверенно). Да, Катарина сказала.

ФРАНК. Зачем она это сказала? (Улыбается. Подходит к окну.)

ЙЕННА. А что, это не так?

КАТАРИНА. Она там, в коридоре.

ЙЕННА (недоуменно смотрит на КАТАРИНУ). Что? Что ты сказала?

КАТАРИНА. Она стоит там в пакетике — там, где Франк поставил ее… Ну точно… Там стоит его любимая мамочка… Правда! Что, нет, что ли?.. Нет, что ли, Франк?

ФРАНК. Что?

КАТАРИНА. Прошу прощения, это, может быть, звучит как-то…

ФРАНК (поворачивается к КАТАРИНЕ). Нет сил больше тебя слушать. (Без малейшего усилия над собой.) Чего бы вы хотели?.. Чего-нибудь выпить?

ЙЕННА. Прости, что ты сказал? Ой, даже не знаю… ты что будешь?

ТОМАС. Да мне все равно.

ФРАНК (тверже. Подкатывает столик к дивану). Виски, вино? У меня есть очень вкусное вино — сухое пино.

ЙЕННА. Виски, да, было бы прекрасно, правда, я тогда скоро завалюсь под диван. Ну и забудьте тогда про меня. Оставьте меня в покое.

ФРАНК. Ты тоже, Томас?

ТОМАС. Нет, я усижу. Да, виски с удовольствием… Спасибо.

ЙЕННА (хихикает почти про себя). Моя мама всегда говорит — я бы мечтала, чтобы у меня достало мужества лечь под ковер.

ТОМАС (без особого интереса). Что она хочет тем самым сказать? Ничего?

ЙЕННА. Ты прекрасно понимаешь — умереть.

ТОМАС. Никогда не слышал, чтобы она так говорила.

ЙЕННА (удивленно). Никогда не слышал?

ТОМАС. Нет.

ЙЕННА. Ясное дело, с чего бы тебе вдруг слышать? (Агрессивно.) Тебя это вообще не волнует. По голосу слышно.

ФРАНК. А ты что будешь, Катарина?

КАТАРИНА. Джин, если ты не против.

ФРАНК. Джин? Уже сейчас?

КАТАРИНА. Да, пожалуйста, если ты не против?

ФРАНК (галантно, поворачиваясь к КАТАРИНЕ). Почему вдруг я буду против? (Идет в кухню, насвистывает все ту же итальянскую мелодию — ФРАНК часто бессознательно насвистывает то, о чем думает.)