Распутник

Баронне, Дидро.

Баронне прерывает задумчивость Дидро.

Баронне. Ну вот, сударь, я сложил картины в библиотеке барона. Теперь мне надо отвезти вашу статью в набор.

Дидро. Дело в том…

Дидро глядит на исписанную страницу. Баронне хватает ее читает и удивляется.

Баронне. Вы тут все перечеркали! Дидро. Угу.

Баронне. Но, в конце концов, есть же у вас какая-то философия?

Дидро. Если бы она у меня была только одна… Баронне. Что же мы будем делать?

Дидро садится и размышляет.

Дидро. Скажи-ка, что мы поместили для статьи «Этика» в плане следующих томов?

Баронне. «Этика»? (Отыскивает.) Мы поместили: «Смотри „Мораль"».

Дидро. Отлично! Вот что ты поместишь в разделе «Мораль». Бери перо, я продиктую.

Баронне поспешно садится и берется за перо.

Баронне. Итак?…

Дидро. Ты готов?

Баронне (восторженно). Да, да, да!

Дидро. Так вот, пиши: «Мораль» — смотри «Этика».

Баронне (откладывая перо). Но ведь…

Дидро. Без рассуждений!

Баронне. Но ведь это же жульничество!

Дидро. Что, мораль? Безусловно. И отсутствие морали — тоже.

Баронне. Но наши читатели будут метаться между пятым и восьмым томами — и ничего не найдут!

Дидро (с легкостью). Тем лучше, это заставит их пошевелить мозгами.

Пауза. Дидро все-таки смущен. Баронне честно признается:

Баронне. Сударь, я разочарован.

Дидро (искренне). Я тоже, мой юный Баронне.

Баронне. Неужели так устроена жизнь?

Дидро (мягко). Не жизнь, нет. Философия.

Баронне. Я думал, философ — это тот, кто высказывает свои идеи.

Дидро. Совершенно верно. Но при этом у философа столько разных идей…

Баронне. Но философ должен остановиться на одной из них и верить в нее.

Дидро. Нет, так делает не философ, а дурак. (Пауза.) Дурак говорит не то, что он думает, а то, что хочет думать. Он вещает.

Баронне вздыхает. Дидро глядит на него с нежностью.

Дидро (с грустью). Ты такой же, как все молодые люди: ты ждешь большой любви и истинной философии. В единственном числе. И только в единственном. Вот она, беда молодости: единственное число. Вы убеждены, что на свете есть только одна женщина и только одна мораль. Ах, сколько же зла может причинить всем нам страсть к простым идеям! Однажды, мой маленький Баронне, ты заставишь себя любить лишь одну девушку, жить лишь для нее, жить лишь ею одною, даже тогда, когда она будет уже не она, а ты будешь уже не ты. Вы погрязнете в первом и самом ужасном недоразумении: недоразумении большой любви! К тому же, поскольку у тебя слишком живой ум, ты хочешь уже завести роман и с философией, единственной, которая даст тебе ответы на все вопросы: второе недоразумение. (Треплет Баронне по плечу.) Но на свете нет ни единственной женщины, ни единственной философии. И если ты устроен нормально, тебе придется порхать. Как разрешить неразрешимое? Превратить свои гипотезы в уверенность, — экое самомнение! Отбросить все идеи ради одной! Именно отсюда и происходит любой фанатизм! Будь легче, Баронне. Позволь своему разуму пораспутничать как ему хочется. Засыпай с одной, просыпайся с другой — я имею в виду идеи, — покидай одну ради другой, ухаживай за всеми, не привязываясь ни к одной. Мысли — это женщины, Баронне, ими дышат, за ними бегают, от них хмелеют, а затем желание вдруг делает зигзаг, и мы отправляемся искать в другую сторону. Философия — это случайная связь, ее ни в коем случае нельзя принимать за большую любовь. Что такое философская академия? Это большой бордель, где шлюхи подобраны и одобрены своднями, профессорами, престарелыми господами в очках и без зубов. Побольше легкости, дружок Баронне, мысль должна быть не тяжелее пера. Разве мужчина когда-нибудь обладает женщиной? Разве человек когда-нибудь владеет истиной? Иллюзии, заблуждения… Понимают ли когда-нибудь друг друга мужчины и женщины? Совпадают ли их желания? Совпадает ли то, что жаждет получить один, с тем, что хочет ему дать другой? Солнце и луна движутся по одному небосводу, они, бывает, сближаются, но никогда не соприкасаются, никогда не сливаются друг с другом. Никогда не доверяй никому, даже самому себе. (Выпроваживает Баронне за дверь.)

Покуда длилась эта сцена, наступила ночь.