Гараж

Аникеева. Жена Гуськова, успокойтесь, сядьте, не мешайте нести собрание, Что касается Парижа, то в соответствующих сферах было решено, что еду именно я! Во-первых, я доктор наук: потом, мои труды по орнитологии переведены на французский, Я очень хотела, чтоб поехал Гуськов… тоже, но насчет шмоток — я лично все деньги потратила на научные книги.

Жена Гуськова (перестает рыдать язвительно). Да? А кассетный магнитофон кто привез?

Аникеева. Вы его видели?

Жена Гуськова. Видела.

Аникеева. …Вы его слышали?

Жена Гуськова. Слышала!

Аникеева. ...Вы его включали?

Жена Гуськова. Да!

Аникеева (взяв себя в руки, снова ласково) …Ну как вам не совестно, ну сядьте…

Жена Гуськова отходит от стола.

Ну как ребенок, честное слово.

Сидорин (к секретарю). Будьте любезны, передайте мне копию списка. (Берет копию.) Спасибо! (Называет следующую жертву.) Фетисов Виталий Кузьмич. Ну, знаете, товарищ Фетисов… попал в этот скорбный список…

Фетисов (медленно поднимается). Да вы что? Как же можно меня выгонять? Я за машину родину продал!

Такого не ожидал никто, и наступает мертвая тишина. Долгая мертвая тишина. Затем тишину нарушает дробный звук отодвигаемых стульев. Царапая пол, стулья вместе со своими седоками все дальше и дальше отъезжают от Фетисова. Вокруг него образуется выразительная пустота.

Карпухин (приходит в себя первым). Если это так, то тебя правильно турнули!

Аникеева (секретарю, тихо). Попрошу факт продажи родины зафиксировать в протоколе!

Тромбонист (Фетисову). И сколько вам за это заплатили? В свободно конвертируемой вал юте или в рублях?

Фетисов. В рублях. Хватило на «Запорожец» и на гараж.

Марина. Что же вы так продешевили? За родину можно было взять и дороже!

Фетисов. Так ведь это не пригородная дача под Москвой, как у некоторых… А дом в деревне… участок пятнадцать соток… Дом в два этажа, но вот удобства… во дворе… А этого теперь не любят, все образованные стали, и потом, от железной дороги семь с половиной километров, пока с авоськами допрешь, зато из дома вид на реку.

Аникеева (к секретарю, тихо). Из протокола про продажу вычеркните.

Тромбонист возвращается к Фетисову, снова садится рядом.

Фетисов. …А за рекой луг, этот дом мой дед построил, и отец там родился, и я — предатель, Когда мать умерла, мне жена все уши пробубнила — продадим, продадим. Кому эта рухлядь нужна? А там во дворе сарай железом крытый, а погреб какой?…

Аникеева (Сидорину). Это лирическое отступление надо бы кончать.

Фетисов. …Да у нас, если хотите… До сих пор в реке рыба водится, несмотря ни на что, несмотря ни на какие институты! А я продал, а меня правление продало…

Положив голову на бегемота, сладко захрапел толстый пайщик.

Карпухин (поглядел на спящего). Во дает начальник отдела насекомых!!

Жених. Набегался за бабочками.

Фетисов. …Во кому хорошо-то…

Сидорин (завершает «казнь»). И последний — Якубов Александр Григорьевич, как это ни прискорбно…

Все повернули головы в сторону Якубова.

…Лично я знаю… товарища Якубова, как говорится, сто лет.

Аникеева. Да, и все эти сто лет мы знаем его с самой лучшей стороны…

Сидорин. И тем не менее кто-то должен, то есть, простите, кого-то мы должны…

В этот момент к столу президиума угрожающе приближается Хвостов. Это тот самый Хвостов, которого в списке исключенных назвали первым и который только сейчас осознал, что произошло, и перешел в атаку. Он взволнованно жестикулирует и открывает рот, что-то говоря, но не слышно ни единого слова.

Аникеева. Хвостов, не напрягайте связки, вам вредно.

Кушакова. Откуда взялся этот болтун?

Наташа пружинисто вскакивает со стула.

Наташа (пылает благородным гневом). Нехорошо, некрасиво, непорядочно так говорить. Семен Александрович — наш лучший лаборант.

Сын Милосердова. А лучшие всегда идут впереди.

Наташа. Да я вам все расскажу подробно.

Сын Милосердова. Подробно не надо.

Марина. Наташа, ты не член кооператива, сядь и успокойся, я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь?

Жених (громко). Товарищи! Домой хочу, к невесте! Я, между прочим, сюда прямо из загса пришел.

Наташа подбегает к столу президиума.

Наташа (горячо). Семен Александрович Хвостов работает с фауной Ледовитого океана. И нежно любит нашего тюленя Борю… И вот когда Боря заболел, то Семен Александрович прыгнул в бассейн с ледяной водой, чтобы дать тюленю лекарства… Так Хвостов простудился и потерял голос, врачи говорят — надолго.

Кушакова (язвительно). Очень трогательная история…

Тромбонист. А какие лекарства дают тюленю?

Наташа. Семен Александрович громко протестует против несправедливости и бессовестного исключения Хвостова. Я вас правильно перевела?

Хвостов многократно кивает головой.

Марина. Вот он и кивает, как дрессированный тюлень.

Аникеева. Хвостов, отойдите, от вас слишком большой шум!

Сидорин. …Товарищи! Голосуем каждого в отдельности или списком?…

Голоса пайщиков. Да, да, да, голосуем.

Карпухин. Списком, списком, чего там волынку тянуть.

Малаева (Якубову). Александр Григорьевич! Надо бороться!

Якубов. Бесполезно. Тех, которых не исключили, вон их насколько больше. И каждый, естественно, проголосует против нас…

Малаева. Нет, не может быть, чтоб каждый.

Сидорин. Итак, дорогие друзья, будем голосовать списком…

Жена Гуськова (поднимает надсадный крик). Подождите, не поднимайте руки, вы их потом всю жизнь не отмоете!..

Аникеева (прибегает к испытанному демагогическому приему). Жена Гуськова, ну что вы так волнуетесь, может быть, еще собрание и не согласится с правлением?

Смирновский. В нашем кооперативе всегда согласны с любым правлением.

Тромбонист. Да не соглашаться с правлением… это все равно что против ветра… плевать.

Жена Гуськова подлетает к столу президиума.

Жена Гуськова. Товарищи, я умоляю вас, ну пожалейте же Гуськова, он застенчивый человек. А у нас во дворе с машины каждую ночь что-нибудь воруют, вчера подфарники открутили…

Сидорин. Товарищи! Кто — за?

Секретарь. …Раз, два, три, четыре…

Жена Гуськова (кричит). Сначала надо голосовать, кто против! (Поднимает обе руки.)

Сидорин. Что же вы обе руки-то тянете, ласковая моя?

Жена Гуськова. Да потому, что здесь у вас подхалимов, прилипал, подголосников, лизоблюдов и лиходеев много, а нас, честных, мало, если б я была в брюках, я бы и две ноги задрала. (Всхлипывает.)

Аникеева. Жена Гуськова! Уйдите отсюда. Вы ведете себя безнравственно. Покиньте собрание.

Жена Гуськова …Только под конвоем…

Сидорин. Товарищи, я понимаю, что это очень плачевная процедура, но она неизбежна… Давайте голосовать, иначе мы так никогда не кончим.

Малаева. Не совсем красиво получается у вас…

Тромбонист. Да, стыдно, товарищи, но голосовать надо!

Выкрики с мест. Конечно!.. Голосуем! Ну давайте, в конце концов! Ну сколько можно!

Якубов (нервно, отрывисто). Позвольте! Мне нужно кое-что… выяснить! По имеющимся у меня сведениям, в списке пайщиков появился какой-то там Милосердов, но никакого Милосердова мы на собрании не принимали…

Аникеева (в ужасе). Как вы смеете называть товарища Милосердова какой-то и никакой?