Кориолан

Пусть идут домой.

Скажи, что главный их противник изгнан

И власть плебеев вновь, как встарь, крепка.

(эдилу)

Всем разойтись вели.

Эдил уходит.

Входят Волумния, Вергилия и Менений.

Вон мать его.

Свернем-ка мы с дороги.

Почему?

Да говорят, она ума решилась.

Нет, поздно уходить: нас увидали.

А, вот и вы! Пусть язвами чумными

Вам боги за любовь ко мне и сыну

Отплатят!

Тише! Ну зачем так громко?

Когда б не слезы, я б сказала вам…

Да и теперь скажу…

(Бруту.)

Постой, куда ты?

(Сицинию)

И ты останься. — Ах, зачем была я

Не властна мужу то же слово молвить!

(Волумнии)

В тебе, я вижу, много от мужчины.

А что же в том позорного, глупец? —

Нет, посмотрите, как он глуп! — Да разве

Я родилась на свет не от мужчины.

В отличье от тебя, отродье лисье,

Изгнавшее того, кто ради Рима

Нанес ударов больше, чем успел

Ты слов наговорить?

Благое небо!

Да-да, за ним ударов славных больше,

Чем за тобой премудрых слов. И он

Их наносил всегда на благо Риму.

Скажу тебе я… Впрочем, уходи…

Нет, ты остаться должен… Мне б хотелось,

Чтоб повстречал в пустыне аравийской

Мой сын тебя и всю твою родню

И чтоб при нем был добрый меч…

И что же?

А то, что он со всем твоим потомством

Покончил бы.

Вплоть до детей внебрачных.

О, сколько раз он ранен был за Рим!

Довольно, успокойся.

Я желал бы,

Чтоб он, служа отчизне так, как начал,

Вовек не порывал узла заслуг,

Которым с нею сам себя связал.

И я желал бы этого.

Желал бы!

Тогда зачем же с ним толпу стравили

Вы, два кота облезлых, хоть способны

Вы о его достоинствах судить

Не более, чем я — о тайнах неба,

Сокрытых от людей.

Уйдем, Сициний.

Теперь я вас сама прошу — уйдите:

Вы славно потрудились. Но сначала

Еще два слова выслушать извольте:

Насколько выше холм Капитолийский

Беднейшей римской хижины, настолько

Супруг вот этой женщины, мой сын,

Хотя он изгнан вами, — выше вас.

Ну вот и хорошо. Прощай.

Не стоит

На споры с сумасшедшей время тратить.

Мои молитвы — с вами.

Трибуны уходят.

Пусть отныне

Одно лишь боги знают: исполнять

Мое проклятье. — О, как я желаю

Хоть раз на дню встречать их, чтобы тяжесть

Свалить с души.

Досталось им изрядно,

И поделом. Поужинаем вместе?

Моя еда — мой гнев. Мой ужин — скорбь.

Я с голода умру при этой пище.

(Виргилии.)

Идем, и перестань стенать бессильно,

Но, как Юнона грозная, как я,

Излейся гневом. Ну, идем.

Волумния и Виргилия уходят.

О низость!

Уходит.

СЦЕНА 3

Дорога между Римом и Анциумом.

Входят римлянин и вольск навстречу друг другу.

А ведь я тебя, друг, хорошо знаю, да и ты меня тоже. Тебя вроде бы Адрианом зовут?

Верно, приятель. Только, по правде сказать, как зовут тебя — я забыл.

Я родом из Рима, но теперь, как и ты, служу его врагам. Ну, узнаешь меня?

Никанор, что ли?

Он самый, дружище.

Когда мы виделись в последний раз, борода у тебя была подлиннее; впрочем, тебя всегда по голосу признать можно. Что нового в Риме? Наш Вольский сенат меня затем и послал, чтоб тебя разыскать. Как хорошо, что ты укоротил мой путь на целый день!

В Риме был большой мятеж: народ взбунтовался против сенаторов, патрициев и прочей знати.

Был, ты говорить? Значит, уже кончился? Вот так неожиданность для наших правителей! Они ведь вовсю вооружаются, чтобы ударить на Рим, как только там междоусобица разгорится.