Поезд 666, или число зверя

Проводница (Вбегает в купе проводниц и включает внутреннюю связь). Бригадир! В шестнадцатом вагоне маньяк с динамитом. Заперся в туалете, угрожает взорвать состав. Что? Не слышу! (Выбегает в коридор.) А вы чего разлеглись? Живо в тамбур!

Все молча поднимаются и отряхиваются, не спеша выполнить указания.

Проводница. Телитесь побыстрее! (Юле.) Что с тобой?

Юля. У меня только что умерла та часть души, которой я любила.

Проводница. Серьезно?.. Валерьянки, может быть?

Юля. Не поможет. (Краксу.) Можно у вас попросить это… (Пальцами изображает пистолет.)

Проводница. Он не настоящий, так что не рассчитывайте…

Женщина. Милочка, а как же ребенок. Кто ж ему слезу утрет?

Юля. У него есть отец.

Женщина. Эти отцы сами кого хочешь доведут до слез.

Проводница. Точно!

Бородач. Юля!..

Юля. Ничего не говори, ради всего святого. Ты вот все злился, что не первый у меня. Так знай, ты у меня — никакой, и ничего между нами быть не может. По крайней мере, у ребенка будет родной отец, хотя бы в этом он будет уверен. (Краксу.) Спасибо, как видите, пока не понадобилось. Вот когда сыну исполнится восемнадцать…

Проводница (приходя в себя). Долго мне здесь будут голову морочить? Вон все из вагона. (Смотрит в сторону туалета.) С этим я сама разберусь. (Бородачу, Краксу и Левому). А вы чего стоите?

Кракс. А мы не спешим в Москву! А потом, мы не можем оставить вас в вагоне одну лицом к лицу с опасностью…

Прислушивается. Толчок и удаляющийся стук колес.

Проводница. Погодите! Что они делают, ироды?!!

Выбегает в тамбур и распахивает дверь.

Проводница. Уехали! Отцепили вагон и уехали!

Голос интеллигента. Ага, не видать вам Загорска, как полякам при Пожарском, да?

Писатель. Ну, что, хозяюшка, приехали?

Голос старухи. Эх, дочка! С кем сейчас шашни крутишь? А ведь могла бы я и не пойти за твоего отца! Рядом Петруха-матрос жил, в тельняшке ходил, уж как я его любила. Так ведь родители сказали: иди замуж за Семена, он хозяйственный. Я тебя родила, а ты меня помирать в темноту бросила.

Женщина (свирепея, врывается в первое купе). Мама, я тебя сейчас и вправду задушу! Какие шашни, когда я семью, мужа и тебя, дуру старую, на своей шее волоку? Не бросали тебя по-настоящему, вот и подняла скулеж!

Голос старухи. Да разве я что говорила?

Женщина. Уж лучше бы вышла замуж за своего Ваньку! Разве был у меня отец? Какой он отец? Какие у нас мужья и отцы? Слякоть!

В коридор выходит старуха. Она оказывается на редкость моложавой на вид и весьма легкомысленно и кокетливо одетой для своих возможных лет.

Старуха. Не плачь, дочка! Зря, думаешь, с тобой в Москву езжу? Толкового мужа присматриваю…

Женщина. Для меня, что ли?

Старуха. Петруха-матрос мой, говорят, лет сорок назад в Москву подался… Не плачь, дочка, не лей слезу. Мало ли, что ты нескладная. На то она и жизнь!

Обнимает плачущую дочь. К ним, хлюпая носами, присоединяются Юля и проводница. На женщин озадаченно смотрят Бородач, Левый и Кракс.

Бородач. Кракс, ты прав, я идиот! Мы все в этом поезде мчимся в тартарары, как бараны, на бойню, и никому не придет в голову сорвать стоп-кран и сойти. Я — идиот!

Кракс. Я тебе это тысячу раз говорил! Но лучше быть живым идиотом, чем мертвым умником.

Бородач. Ладно, давайте скорее прикинем, что нам делать.

Кракс. Я так думаю: после гибели братков на самого Марата наверняка начнется охота. Слишком многим он наступал на мозоли…

Бородач. А потом?

Кракс. Потом его должников поделят новые хозяева жизни, и у тебя, у меня, у Вовчика все начнется сначала… Если бы ты не вернул деньги!..

Бородач. Что б тогда?

Кракс. Ты был бы невестой на выданье. Вокруг тебя крутились бы все авторитеты Москвы, а в тюрьме с тебя сдували бы пыль. Но ты остался должен двести баксов, а за эти деньги суд тебя упечет на полные десять лет, если раньше не пришьют наследники Марата.

Бородач. Левый, скажи свое веское слово. Назови место, где мы будем в безопасности.

Левый. Белый дом!

Бородач. Браво! На баррикадах братков нет. Они приходят после. Еще где, Левый?

Левый. Лефортово!

Кракс. А что, действительно! Как противники демократии, мы будем сидеть в самой комфортабельной и самой охраняемой тюрьме, и власть будет беречь нашу жизнь и здоровье, как зеницу ока, потому что мы — единственное оправдание пролитой крови. А потом амнистия — и мы разу в таком политическом весе, что столичные урки перед нами шапку будут ломать.

Бородач. Не годится!

Кракс. Почему?

Бородач. Нет в этом Божьей благодати. А значит, не будет и удачи. Левый, придумай еще что-нибудь!

Левый. Мужской монастырь.

Кракс. Добро бы женский…

Бородач. Я не могу! У меня… (Оглядывается на Юлю.)

Кракс. Думаешь, не понимаем?.. Слушай, Писатель, неужели мы так бездарно профукали нашу жизнь? Держались, как боги, а оказались наживкой на чужом крючке? Были три армейских кореша неразлей-вода, а стали тремя шестерками, шестеренками в механизме, который вращается с нашей помощью и с каждым поворотом увеличивает сумму зла в этом мире. Неужели совсем нет выхода? Вспомни, какими мы ехали по этому маршруту два года назад? Неужели нет места, где лучшие твои мечтания сбываются?

Писатель. Должно быть! Обязательно должно быть!..

Проводница, услышав какой-то звук, заходит в купе Юли и тут же появляется вновь…

Проводница. Гражданка, у вас там ребенок заговорил.

Юля. И что он сказал?

Проводница. Странное что-то сказал…

Приближающийся шум — стук колес и гудок.

Проводница. Неужели послышалось?

Идет в хвост вагона и открывает дверь в тамбур. Из туалета неуверенно высовывает голову интеллигент.

Проводница. Поезд! Я же вам говорила — убегайте!

Юля бежит в купе. За нею бросается Бородач. Кракс и Левый стоят, обнявшись. Дочь отступает за старуху. Проводница протягивает руки, словно пытаясь остановить наезжающий состав. Шум переходит в грохот, затем свет меркнет, раздаются лязг, звон, скрежет. Далее — тишина.

Занавес закрыт.

Звук сирены. Шум подъезжающих машин. На авансцене возникает шофер Сашка. Он напряженно вглядывается куда-то вдаль, вытаскивает пистолет, затем быстро убирает его и вынимает мобильный телефон, набирает номер и подносит трубку к уху.

Сашка. Алло, Марат? Как слышно — нормалек? Че? Да, доехал. Это сирена на скорой помощи воет, только без толку. Писатель и его дружки нас больше не волнуют. А кто волнует? Жена с ребенком? Ехали этим поездом? Сочувствую, Марат. Ей-ей сочувствую! Гадом буду! (Пауза.) Что хорошо? Не смог бы принять? (Чешет затылок и бормочет.) Ё-мае!.. Что говоришь? В Калинове ярославские чеченцы? Остатки штангистов у них под крышей? Абзац!.. Я виноват? А я-то при чем, Марат? Я что, умереть должен был?.. Должен? Спасибо, конечно!.. Слушать внимательно? Слушаю!.. Не понял тебя!.. Рвем из Москвы? Куда? Нет не бывал… Говоришь, уже идут? С билетом до Сингапура? Погоди, Марат, а как же я?.. (Опускает трубку.) Бросил трубку, падла!