Пьесы

Г о л о с а (настойчивей). Ты что, Иван Семенович, против обычая?

— Горько!

— Целуй! А то оконфузим.

— Горько!

Г а л и н а (она сидит рядом с Любавой). Кому горько, кому сладко. Ох, жизнь наша крученая!

Лизавета несдержанно пьет, улыбается.

Г о л о с а. Горько! Горько!

— Хороша парочка — гусь да гагарочка!

— А что, агрономша не прогадала. Жених в самом соку, и положение при нем.

— Она и сама девка аппетитная. Правда, в очках…

— Очки-то ночью снимают, хе-хе-хе…

М и т я. Аннушка! Анна Васильевна! Я те перину из лебяжьего пуха, чтоб кровати не чуяла под собой! Ей-богу, не вру! Спроворю перину!

Р у ш к и н. Ну что, братан, рад? Сбылось? (Он против обыкновения не пьет.)

И в а н. Что ж ты не выпил за меня?

Р у ш к и н. Не пьется. Ты уж прости, Ваня… в горле стоит.

Г а л и н а. Выпей, не порть праздника, Александр.

И в а н. Не нужно. Не нужно, если не от души.

Р у ш к и н. Ты на Любашу посмотри. Как держится девка!

Л и з а в е т а (вдруг взвыла, перекрывая голоса). Уведи ты меня отсюда!

Л ю б а в а. Перестань! Ну перестань же! Люди смотрят.

Л и з а в е т а. Не люди это! Морды пьяные! (Рванулась к Ивану, упала перед ним на колени и в наступившей тишине сказала отчетливо.) Прости, Ваня! За все, что было… и за то, что будет, прости.

И в а н (стряхнув ее руки). Отцепись. Чего ты пристала?

М и т я. Вот свадьба так свадьба! А ведь я, люди, сам чуть не женился! (Выскочил вприсядку.) «Ух, ух, лежу на двух… Погляжу — один лежу».

Л ю б а в а. Пойдем, Лиза. (Подняла Лизавету.) Идем же.

Л и з а в е т а (с пьяной лихостью). Не-ет, я спляшу сначала! Играй, Митя! За столом-то не зря сидел.

Г а л и н а. Как бы опять чего не выкинула! Надо приглядеть за ней.

Р у ш к и н. Упал листок… не горюй по листку, березка!

Л ю б а в а. Довольно, Лиза, довольно! (Уводит ее.)

Затемнение.

Г о л о с  И в а н а. Ушли они… и я ушел со своей собственной свадьбы. Ушел, ни разу не поцеловавшись с невестой под крики «горько».

Л ю б а в а  и  Л и з а в е т а  у Сохиных.

Л ю б а в а (укладывает подругу). Спи, горюха!

Лизавета сидит на кровати. Взгляд пустой, отрешенный.

Г о л о с  и з  р е п р о д у к т о р а. «У любви, как у пташки, крылья…»

Любава выключает радио.

Вскрикнув, Лизавета упала в постель, забилась. Любава принялась ее успокаивать. Усыпила. Сама достает старые письма, читает.

Г о л о с  С е р г е я. Я думал, любовь — одна радость, радость…

Г о л о с  Л ю б а в ы. И я так думала… думала…

Любава поднялась, бросает письма в печку.

Входит  М а т р е н а.

М а т р е н а. Худо горят. Наверно, от слез отсырели.

Л ю б а в а. Ничего, сгорят. Один пепел останется. И тот развею.

М а т р е н а. Жалеть не будешь?

Л ю б а в а. Довольно жить прошлым! Не хочу! Мне нынешний день стал дорог!

М а т р е н а. Видно, на поправку дело пошло. Эта чо убивается?

Л ю б а в а. Жизнь не по чертежам вычертилась.

М а т р е н а. Стало быть, чертила неверно. Ты вот тоже ошибку в чертежах допустила…

Л ю б а в а (сварливо). Не обо мне речь, мама! (Встала, переоделась.) Пойду на ферму.

М а т р е н а. Сегодня на ферму, завтра на ферму… А жить когда? Эх, Любка! Разве такую долю загадывала я тебе?

Л ю б а в а. Хватит, мама, хватит!

М а т р е н а. Хватит, да не того! Вертишься день-деньской веретеном, так веретено-то безмозглое! И сердца у него нету. Ты ж человек, Любава. А человеку свет нужен! Свет и все человеческие радости.

Л ю б а в а. А мне своих хватит! У меня (ребром ладони по горлу) вот сколько! (Взглянув на мать, мягко.) Недавно орденом наградили, и вообще… вообще… (Вышла.)

М а т р е н а (покачивает головой). То-то что вообще.

Г о л о с  и з  р е п р о д у к т о р а. «Любо-овь, любо-овь…»

Затемнение.

На берегу Пустынного озера. Входит  И в а н.

И в а н. Я женился, и закрутило меня, завертело… Некогда было остановиться и спросить себя: «Чего ради живешь на земле, Иван Рушкин?» Ложусь спать — одна мысль: работа. Встаю — о том же думаю. А есть еще что-то кроме. И это «что-то» незаметно исчезло. Оно исчезло не сию минуту. Но потерю я обнаружил вот только что. Я пытался видеть в Любаве постороннего человека, внушал себе это и… лгал. (Пауза.) Однажды мы встретились с ней на берегу у Пустынного. Как раз журавли прилетели… Нас потянуло друг к другу невидимым сильным магнитом… Мы ничего не слышали. Пустынное бушевало. Волны, перехлестывая через плотину, стекали в овраг, пробивая в черном снегу черные дыры… В сторонке лежал кем-то подбитый журавль. Плотника вздрагивала… Мы не слышали…

Л ю б а в а. Нарушила я свой запрет… Ох, Ваня, что же ты делаешь со мной?

И в а н. Люблю тебя, Любушка. Дышу тобой… и не могу надышаться.

Л ю б а в а. Жену твою обворовываем, себя обворовываем. Нечестная наша любовь, Ваня!

И в а н (поникнув). Разве я в этом виноват, Люба?

Л ю б а в а. Я тебя не виню. Вообще никого не виню. Но люди расплачиваются за все на свете. За все.

И в а н. Перестань, Люба! Мне так славно! Не думал, что снова у нас завяжется. Как же нам быть-то теперь?

Л ю б а в а. А никак. В последний раз видимся…

И в а н. Ты что, Люба? Ты что?

Л ю б а в а. Я в город еду.

И в а н. Под землей тебя разыщу!

Л ю б а в а (качает головой). Что не мое, то не мое… Прощай, Ваня! Прощай и прости. Не сложилось у нас.

И в а н. А как же я, Люба? Как мать? Ее тоже с собой возьмешь?

Л ю б а в а. Ее не сдвинешь… вросла корнями. А у меня корни подрублены, Ваня. Чем жить тут, лучше в Пустынное с берега… (Подобрав убитого журавля, уходит.)

И долго еще видно их, двух смертельно раненных птиц.

И в а н. Любушка… Любушка… зорька моя вчерашняя…

ЭПИЛОГ

Возле избы Матрены.

Х у д о ж н и к с холстом под мышкой подходит к тетке  М а т р е н е, которая смотрит из-под ладошки вдаль. Там, где-то за озером, только что потерялись из виду внук и Любава. Что их ждет — неизвестно. Здесь, в Чалдонке, будет ждать мать. Ждать до последнего часу.

Х у д о ж н и к. Уехала?

М а т р е н а. Ушла… будто и не было.

Х у д о ж н и к. Возьмите вот это. Дорисовать не успел. (Разворачивает холст, на котором портрет Любавы.) Хотел себе сохранить… не могу. Возьмите.

М а т р е н а. Только и осталось. С картинкой вечера коротать буду. Вечера-то у меня долгие.

Х у д о ж н и к. Тут люди вокруг, тетенька, хорошие люди. Все любят вас, все уважают. Так шо не огорчайтесь.

М а т р е н а. Ну ладно… ладно… вечеров-то осталось немного…

Занавес

1967

Верую!

ИГНАТ МАНТУЛИН.

ГРИНЬКА (ГРИГОРИЙ) его сын.