Том 7. Бессмертный. Пьесы. Воспоминания. Статьи. Заметки о жизни

Педанты, на обязанности которых лежит просвещать детей, вечно забывают, что изучить вовсе не значит постичь. Сколько преподавателей чувствуют латынь? Многие знают ее, но очень немногие чувствуют. Я постоянно вспоминаю знаменитое: Quadruped ante putrem sonilu quatit… [240]

Нам приводили эту фразу как пример звукоподражания, и учитель убедил меня, что ее не отличишь по звучанию от лошадиного галопа.

Однажды мне пришло в голову напугать мою сестренку, очень боявшуюся лошадей; я подошел к ней сзади и крикнул: Quadrupedanie putrem sonilu… и т. д. И что же? Малютка нисколько не испугалась.

У чувств есть двери для взаимной связи, у искусств — также.

У ребенка нескольких дней от роду и у старика перед смертью одно и то же дыхание — слабое, учащенное.

Меня спросили, не думаю ли я, что мораль Лафонтена вредна. С таким же успехом можно было бы спросить, полезно ли для желудка пюре из лилий или жаркое из жасмина. Лафонтен создан, как и жасмин, для того, чтобы его вдыхали; он хорошо пахнет, но несъедобен.

Над сколькими частными библиотеками можно было бы приклеить ярлык, как на аптечных склянках: «Для наружного употребления!»

Видел однажды в Вогезах над еловым лесом очаровательный буковый лес, весь розовый; половина листьев бледно-зеленая, другая — красная; очень красиво.

— Эти деревья обречены, — сказал мне лесничий, — их поедает жук-долгоносик: каждое красное пятно — погибший лист.

Совсем как молодые чахоточные, у которых яркий румянец появляется за несколько дней до смерти.

О писателе, который работает регулярно изо дня в день, как ремесленник, — «бесшумная швейная машина».

Нашел у Сенеки прекрасную мысль:

«Честолюбцы подобны собакам, которым кидают куски мяса: они хватают их на лету и, разинув пасть, вытянув шею, вечно ждут следующего куска, а получив, проглатывают, не смакуя и даже не ощутив вкуса. — ненасытные».

Другая мысль Сенеки: «Слава всегда шагает с талантом (virtus) — она его тень».

Но, как и наша тень, она зависит от положения солнца: иногда она шагает впереди нас, а иногда идет позади.

О М.: прекрасная голова, но без руля.

О А.: его глупая душа любит лирические излияния.

Страдание всех уравнивает — и старых и молодых.

Когда хотят, чтобы соловей хорошо пел, ему выкалывают глаза. Когда бог хочет создать великих поэтов, он выбирает двух или трех и посылает им великие страдания.

Лица у крестьян цвета земли.

Остерегайтесь старых вин: они мелют вздор.

Единственные хорошие короли, которые когда-либо правили Францией, были, готов поклясться, короли-бездельники. Nihil fecit, [241] говорят биографы. Будь я королем, мне бы хотелось, чтобы и обо мне сказали то же самое.

О моем друге X.: он достиг совершенства в посредственности.

Аналогия: династия Валуа кончилась тремя братьями, [242] династия Бурбонов тоже.

О В.: пламенная душа в запечатанном конверте.

О Д.: у этого писателя странная смесь фантастики и правды. Если он пишет книгу, основанную на наблюдениях, — исследование буржуазных нравов, вы всегда найдете в ней фантастику, поэзию. И, наоборот, если он создает произведение чисто фантастическое, то даже звезды говорят у него языком современников. Он, как жаворонок, вечно парит между небом и землей.

Человек выходит из драки с подбитыми глазами. Целятся всегда в глаза. Они наиболее живое, выразительное, дерзкое в человеческом лице. Глаз живет собственной жизнью, привлекает всех, вплоть до малышей, которым всегда хочется запустить в него пальцы.

Читая «Письма путешественника», я думаю о том, что лучшие их страницы были написаны при расставании с Мюссе, это сразу видно — столько в них прелестной, окрыленной фантазии. Здесь пролетела бабочка! Впоследствии, когда дама занимается поэзией одна, она пишет «Дьявол в поле». Это тяжеловесно.

Если ты любим, то других забот тебе не надо.

Видел летним днем трогательную картину — бабочку, заблудившуюся в лучах солнца на площади Согласия. Жара, размягченный асфальт, и среди этой Сахары у самой мостовой порхала бабочка, ища прохладу в каплях воды, упавших из бочки при поливке улицы.

Определения, данные женщиной:

О девушках: три подбородка, глупый вид.

О творчестве Жорж Санд: много воды.

О понедельниках Сент-Бева: пахнет затхлым.

Мнение Наполеона о его солдатах: отрепья.

В своих описаниях природы Тургенев создает впечатление жаркой, пышущей зноем России, полнящейся жужжанием тяжелых, сытых пчел. Мне кажется, на протяжении всего его творчества снег выпадает только однажды.

Полдень — критический час дня. Тридцать лет — критический возраст женщины. До полудня нельзя сказать, будет ли день ясным, до тридцати лет нельзя сказать, будет ли женщина честной.

Он говорил: замыслы рождаются у меня легко, быстро, план книги требует больше времени, пишу же я так медленно, что сам прихожу в отчаяние. У меня слишком много мыслей в голове: огромный, вечно переполненный резервуар, а для стока имеется лишь тонкий, как волос, кран. Замыслы мои велики, творю я вдохновенно. Орел парит в моем мозгу, затем — пфф… и вылетают три колибри.

О Ф.: провансалец с холодными руками.

Самые сухие сердца легче всего воспламеняются.

Бывают дни, когда все, что со мной случается, как будто уже случалось раньше, а все, что я делаю, кажется повторением сделанного когда-то давно, во сне или в другой жизни, при стечении Тех же обстоятельств. Некоторые интонации наводят меня на мысль о чем-то уже слышанном, цвета или сочетания цветов — о чем-то уже виденном. Как трудно выразить это так, как я чувствую!

У нас не больше двух-трех первоначальных, основных впечатлений. Все остальное только воспоминания о них — повторные оттиски. Так, первая сосна, которую я увидел, то есть увидел осмысленно, — это сосна в Фонтвьейле, и теперь все сосны напоминают мне фонтвьейльскую сосну. Все осенние туманы напоминают мне Бюр и шеврезскую долину. (Развить.)

Для произведений искусства следовало бы иметь «усыпальницы», как в Германии. В них выставляли бы на время произведения, которые считаются мертвыми… и таким образом не хоронили бы живых произведений.

Мы любим вещи, но они не отвечают нам взаимностью. Это несправедливо.

У меня сильно развито чувство смешного. От смешного мне больно, я смеюсь и страдаю. Впрочем, смешное ранит не только меня.

Муж бьет свою жену, потом, обессилев от злобы, восклицает плачущим голосом: «Мерзкая баба! До чего она меня довела!» Как это похоже на дедушку, который устраивал жуткие сцены, а потом просил сварить ему крепкий бульон! Потребность в заботе, во внимании.

Книга называется «Истоки души». Это напоминает истоки Нила — все их открывают, и тем не менее они еще не открыты. Истоки Nihil. [243]

Утешать — это значит претендовать на отплату тем же.

Нет ничего скучнее дорожных знакомств, нет ничего прелестнее дорожных впечатлений. Определенное и неуловимое.

Ох уж эти люди, все высказывающие до конца!.. Жалкие писатели!

Глагол — остов предложения. Мишле часто лишает свои предложения остова, Гонкуры — тоже.

Экспансивный человек не смотрит, куда попадают его излияния. Это значит разбрасываться, а не отдавать себя.

Южане не говорят: «Я люблю его», — они говорят: «Он меня любит! Ах, как он меня любит!»

После моря самое сильное впечатление произвел на меня лес Фонтенебло. Ощущение величия почти одинаковое.

Я видел однажды этот лес осенью. Ба-Брео был весь в золоте под небом черным и таким низким, что, кажется, рукой до него достанешь. Зато лес светился, аллеи вдали пламенели.

Я знаю теперь, что такое северное освещение: предметы как бы сами излучают свет, излучают интенсивно, солнце почти в этом не участвует, цвета отчетливо разграничены — совсем не то, что на Юге, где все распылено, где все находится в состоянии брожения. Эти мысли еще не очень ясны, но я чувствую, что начинаю понимать: на Юге свет — на поверхности предметов, на Севере — внутри них.