Жизнь Человека

– Тут пахнет какой-то падалью.

– Боже мой! Боже мой!

– Сегодня ночью я подползу к ней на коленях и зарежу ее. Потечет кровь. Она сейчас течет уже: такая красная.

– За мной все время ходят трое. Они зовут меня в темный угол на пустырь и там хотят зарезать. Они сейчас около дверей.

– Кто это ходит по стенам и по потолку?

– Боже мой! Они пришли сюда. За мною.

– Кто?

– Они!

– У меня немеет язык. Что же мне делать? У меня немеет язык. Я буду плакать. (Плачет.)

– Все из меня лезет наружу. Я сейчас вся вывернусь наизнанку и буду красной.

– Послушайте, послушайте, эй! Кто-нибудь. На меня идет чудовище. Оно поднимает руку. Помогите, эй!

– Что это! Помогите! Паук!

– Помогите!

Некоторое время кричат хриплыми голосами: «Помогите!»

– Мы все пьяницы. Позовем всех сверху сюда. Наверху так мерзко.

– Не надо. Когда я выхожу отсюда на улицу, она мечется, как дикий зверь, и скоро валит меня с ног.

– Мы все пришли сюда. Мы пьем спирт, и он дает нам веселье.

– Он дает ужас. Я весь день трясусь от ужаса.

– Лучше ужас, чем жизнь. Кто хочет вернуться туда?

– Я – нет.

– Не хочу. Я лучше издохну здесь. Не хочу я жить!

– Никто!

– Боже мой! Боже мой!

– Зачем ходит сюда Человек? Он пьет мало, а сидит много. Не надо его.

– Пусть идет в свой дом. У него свой дом.

– Пятнадцать комнат.

– Не трогайте его, ему больше некуда ходить.

– У него пятнадцать комнат.

– Они пустые. В них только бегают и дерутся крысы.

– А жена?

– У него никого нет. Должно быть, умерла жена.

– Умерла жена.

– Умерла жена.

Во время этого Разговора и последующего потихоньку входят Старухи в странных покрывалах, незаметно заменяя собой тихо уходящих Пьяниц. Вмешиваются в Разговор, но так, что никто этого не замечает.

Разговор пьяниц и старух

– Он сам скоро умрет. Он едва ходит от слабости.

– У него пятнадцать комнат.

– Послушайте, как бьется его сердце: неровно и тихо. Оно скоро остановится.

– Эй! Человек! Позови нас к себе: у тебя пятнадцать комнат.

– Оно скоро остановится. Старое, больное, слабое сердце Человека!

– Он спит, пьяный дурак. Спать так страшно, а он спит. Он может во сне умереть. Эй, разбудите его!

– А помните, как билось оно молодо и сильно!

– Я пойду на улицу и устрою скандал. Меня ограбили. Я совсем голый. У меня зеленая кожа.

– Здравствуйте.

– Опять шумят колеса. Боже мой, они меня задавят. Помогите!

Никто не отзывается.

– Здравствуйте.

– А вы помните, как он родился? Вы, кажется, там были?

– Должно быть, я умираю. Боже мой, боже мой! Кто же отнесет меня в могилу? Кто зароет меня? Так и буду я валяться, как собака, на улице. Будут люди ходить через меня, экипажи ездить – раздавят они меня. Боже мой! Боже мой! (Плачет.)

– Позвольте поздравить вас, дорогой родственник, с новорожденным.

– Твердо уверен, что тут есть ошибка. Когда из прямой линии выходит замкнутый круг, то это – абсурд. Сейчас я докажу это!

– Вы правы.

– Боже мой! Боже мой!

– Только невежды в математике могут допустить это… Но я не допускаю. Слышите, я не допускаю этого!

– А вы помните розовенькое платьице и голенькую шейку?

– И цветы. Ландыши, с которых не высохла роса, фиалки и зеленую травку.

– Не трогайте, девушки, не трогайте цветов.

Тихо смеются.

– Боже мой! Боже мой!

Пьяницы все ушли, и их места заняты Старухами в странных покрывалах. Свет становится ровным и очень слабым. Резко выделяется фигура Неизвестного и седая голова Человека, на которую сверху падает слабый свет.

Разговор старух

– Здравствуйте!

– Здравствуйте. Какая славная ночь!

– Вот мы и снова собрались. Как ваше здоровье?

– Покашливаю.

Тихо смеются.

– Теперь недолго. Он сейчас умрет.

– Взгляните на свечу. Пламя синее, узкое и стелется по краям. Уже нет воска, и фитиль догорает.

– Не хочет гаснуть.

– А когда вы видели, чтобы пламя хотело гаснуть?

– Не спорьте! Не спорьте! Хочет оно гаснуть или не хочет, а время идет.

– А вы помните его автомобиль? Он однажды чуть не задавил меня.

– А его пятнадцать комнат?!

– Я сейчас только была там. Меня чуть не съели крысы, и я простудилась от сквозняков. Кто-то украл рамы, и ветер ходит по всему дому.

– А вы полежали на кровати, где умерла его жена? Не правда ли, какая она мягкая?!

– Да, я обошла все комнаты и помечтала немного. У них такая милая детская. Жаль только, что и там выбиты рамы и ветер шуршит каким-то сором. И кроватка детская такая милая. В ней крысы теперь завели свое гнездо и выводят детей.

– Таких миленьких, голеньких крысяток.

Тихо смеются.

– А в кабинете на столе лежат игрушки: бесхвостая лошадка, кивер, красноносый паяц. Я немного поиграла с ними. Надевала кивер – он так ко мне идет. Только пыли на них ужасно много, вся перепачкалась.

– Но неужели вы не были в зале, где давался бал? Там так весело.

– Да, я была там, но, представьте, что я увидела! Темно, стекла выбиты, ветер шуршит обоями…

– Это похоже на музыку.

– А у стен, в темноте, на корточках сидят гости, но в каком виде, если бы вы знали!

– Мы знаем!

– И, ляская зубами, лают отрывисто: как богато, как пышно!

– Вы шутите, конечно?

– Конечно, я шучу. Вы знаете мой веселый характер.

– Как богато! Как пышно!

– Как светло!

Тихо смеются.

– Напомните ему.

– Как богато! Как пышно!

– Ты помнишь, как играла музыка на твоем балу?

– Он сейчас умрет.

– Кружились танцующие, и музыка играла так нежно, так красиво. Она играла так.

Становятся полукругом около Человека и тихо напевают мотив музыки, что играли на его балу.

– Устроим бал! Я так давно не танцевала.

– Вообрази, что это дворец, сверхъестественно красивый дворец.

– Зовите музыкантов. Нельзя же хороший бал давать без музыки.

– Музыкантов!

– Ты помнишь?

Напевают. В то же мгновение по ступеням спускаются те три музыканта, что играли на балу. Тот, кто со скрипкой, аккуратно подстилает на плечо носовой платок, и все три начинают играть с чрезвычайной старательностью.

Но звуки тихи и нежны, как во сне.

– Вот бал, как пышно!

– Как светло!

– Ты помнишь?

Тихо напевая под музыку, начинают кружиться вокруг Человека, манерничая и в дикой уродливости повторяя движения девушек в белых платьях, танцевавших на балу. При первой музыкальной фразе они кружатся, при второй – сходятся и расходятся грациозно и тихо. И тихо шепчут:

– Ты помнишь?

– Ты сейчас умрешь, а ты помнишь?

– Ты помнишь?

– Ты помнишь?

– Ты сейчас умрешь, а ты помнишь?

– Ты помнишь?

Танец становится быстрее, движения резче. В голосах поющих Старух проскальзывают странные, визгливые нотки; такой же странный смех, пока еще сдержанный, тихим шуршанием пробегает по танцующим. Проносясь мимо Человека, бросают ему в ухо отрывистый шепот:

– Ты помнишь?

– Ты помнишь?

– Как нежно, как хорошо!

– Как отдыхает душа!

– Ты помнишь?

– Ты сейчас умрешь, сейчас умрешь, сейчас умрешь…

– Ты помнишь?

Кружатся быстрее, движения резче. Внезапно все смолкает и останавливается. Застывают с инструментами в руках музыканты, в тех же позах, в каких застало их безмолвие, замирают танцующие. Человек встает, выпрямляется, закидывает седую, красивую грозно-прекрасную голову и кричит неожиданно громко, призывным голосом, полным тоски и гнева. После каждой короткой фразы короткая, но глубокая пауза.

– Где мой оруженосец? – Где мой меч? – Где мой щит? – Я обезоружен! – Скорее ко мне! – Скорее! – Будь прокля… (Падает на стул и умирает, запрокинув голову.)

В то же мгновение, ярко вспыхнув, гаснет свеча, и сильный сумрак поглощает предметы. Точно со ступенек ползет сумрак и постепенно заволакивает все. Только светлеет лицо умирающего Человека. Тихий, неопределенный говор Старух, шушуканье, пересмеивание.