Событие

Трощейкин и Любовь быстро выходят вперед на авансцену.

ЛЮБОВЬ:

Алеша, я не могу больше.

ТРОЩЕЙКИН:

И я не могу.

ЛЮБОВЬ:

Наш самый страшный день…

ТРОЩЕЙКИН:

Наш последний день…

ЛЮБОВЬ:

…обратился в фантастический фарс. От этих крашеных призраков нельзя ждать ни спасения, ни сочувствия.

ТРОЩЕЙКИН:

Нам нужно бежать…

ЛЮБОВЬ:

Да, да, да!

ТРОЩЕЙКИН:

…бежать, - а мы почему-то медлим под пальмами сонной Вампуки [4]. Я чувствую, что надвигается…

ЛЮБОВЬ:

Опасность? Но какая? О, если б ты мог понять!

ТРОЩЕЙКИН:

Опасность, столь же реальная, как наши руки, плечи, щеки. Люба, мы совершенно одни.

ЛЮБОВЬ:

Да, одни. Но это два одиночества, и оба совсем круглы. Пойми меня!

ТРОЩЕЙКИН:

Одни на этой узкой освещенной сцене. Сзади - театральная ветошь всей нашей жизни, замерзшие маски второстепенной комедии, а спереди - темная глубина и глаза, глаза, глаза, глядящие на нас, ждущие нашей гибели.

ЛЮБОВЬ:

Ответь быстро: ты знаешь, что я тебе неверна?

ТРОЩЕЙКИН:

Знаю. Но ты меня никогда не покинешь.

ЛЮБОВЬ:

Ах, мне так жаль иногда, так жаль. Ведь не всегда так было.

ТРОЩЕЙКИН:

Держись, Люба!

ЛЮБОВЬ:

Наш маленький сын сегодня разбил мячом зеркало. Алеша, держи меня ты. Не отпускай.

ТРОЩЕЙКИН:

Плохо вижу… Все опять начинает мутнеть. Перестаю тебя чувствовать. Ты снова сливаешься с жизнью. Мы опять опускаемся, Люба, все кончено!

ЛЮБОВЬ:

Онегин, я тогда моложе, я лучше… Да, я тоже ослабела. Не помню… А хорошо было на этой мгновенной высоте.

ТРОЩЕЙКИН:

Бредни. Выдумки. Если сегодня мне не достанут денег, я ночи не переживу.

ЛЮБОВЬ:

Смотри, как странно: Марфа крадется к нам из двери. Смотри, какое у нее страшное лицо. Нет, ты посмотри! Она ползет с каким-то страшным известием. Она едва может двигаться…

ТРОЩЕЙКИН: (Марфе).

Он? Говорите же: он пришел?

ЛЮБОВЬ: (хлопает в ладоши и смеется).

Она кивает! Алешенька, она кивает!

Входит Шель: сутулый, в темных очках.

ШЕЛЬ:

Простите… Меня зовут Иван Иванович Шель. Ваша полоумная прислужница не хотела меня впускать. Вы меня не знаете, но вы, может быть, знаете, что у меня есть оружейная лавка против Собора.

ТРОЩЕЙКИН:

Я вас слушаю.

ШЕЛЬ:

Я почел своей обязанностью явиться к вам. Мне надо сделать вам некое предупреждение.

ТРОЩЕЙКИН:

Приблизьтесь, приблизьтесь. Цып-цып-цып.

ШЕЛЬ:

Но вы не одни… Это собрание…

ТРОЩЕЙКИН:

Не обращайте внимания… Это так - мираж, фигуранты, ничто. Наконец, я сам это намалевал. Скверная картина - но безвредная.

ШЕЛЬ:

Не обманывайте меня. Вон тому господину я продал в прошлом году охотничье ружье.

ЛЮБОВЬ:

Это вам кажется. Поверьте нам! Мы знаем лучше. Мой муж написал это в очень натуральных красках. Мы одни. Можете говорить спокойно.

ШЕЛЬ:

В таком случае позвольте вам сообщить… Только что узнав, кто вернулся, я с тревогой припомнил, что нынче в полдень у меня купили пистолет системы "браунинг".

Средний занавес поднимается, голос чтицы громко заканчивает: "…и тогда лебедь воскрес". Ревшин откупоривает шампанское. Впрочем, шум оживления сразу пресекается.

ТРОЩЕЙКИН:

Барбашин купил?

ШЕЛЬ:

Нет, покупатель был господин Аршинский. Но я вижу, вы понимаете, кому предназначалось оружье.

Занавес

Действие третье

Опять мастерская. Мячи на картине дописаны. Любовь одна. Смотрит в окно. затем медленно заводит штору. На столике забытая Ревшиным с утра коробочка папирос. Закуривает. Садится. Мышь (иллюзия мыши), пользуясь тишиной, выходит из щели, и Любовь следит за ней с улыбкой; осторожно меняет положение тела, нагибаясь вперед, но вот - мышь укатилась. Слева входит Марфа.

ЛЮБОВЬ:

Тут опять мышка.

МАРФА:

А на кухне тараканы. Все одно к одному.

ЛЮБОВЬ:

Что с вами?

МАРФА:

Да что со мной может быть… Если вам больше сегодня ничего не нужно, Любовь Ивановна, я пойду.

ЛЮБОВЬ:

Куда это вы собрались?

МАРФА:

Переночую у брата, а завтра уж отпустите меня совсем на покой. Мне у вас оставаться страшно. Я старуха слабая, а у вас в доме нехорошо.

ЛЮБОВЬ:

Ну, это вы недостаточно сочно сыграли. Я вам покажу, как надо. "Уж простите меня… Я старуха слабая, кволая… Боязно мне… Дурные тут ходют…". Вот так. Это, в общем, очень обыкновенная роль… По мне, можете убираться на все четыре стороны.

МАРФА:

И уберусь, Любовь Ивановна, и уберусь. Мне с помешанными не житье.

ЛЮБОВЬ:

А вам не кажется, что это большое свинство? Могли бы хоть эту ночь остаться.

МАРФА:

Свинство? Свинств я навидалась вдосталь. Тут кавалер, там кавалер…

ЛЮБОВЬ:

Совсем не так, совсем не так. Больше дрожи и негодования. Что-нибудь с "греховодницей".

МАРФА:

Я вас боюсь, Любовь Ивановна. Вы бы доктора позвали.

ЛЮБОВЬ:

Дохтура, дохтура, а не "доктора". Нет, я вами решительно недовольна. Хотела вам дать рекомендацию: годится для роли сварливой служанки, а теперь вижу, не могу дать.

МАРФА:

И не нужно мне вашей рукомандации.

ЛЮБОВЬ:

Ну, это немножко лучше… Но теперь - будет. Прощайте.

МАРФА:

Убивцы ходют. Ночка недобрая.

ЛЮБОВЬ:

Прощайте!

МАРФА:

Ухожу, ухожу. А завтра вы мне заплатите за два последних месяца. (Уходит.)

ЛЮБОВЬ:

Онегин, я тогда моложе… я лучше, кажется… Какая мерзкая старуха! Нет, вы видели что-нибудь подобное! Ах, какая…

Справа входит Трощейкин.

ТРОЩЕЙКИН:

Люба, все кончено! Только что звонил Баумгартен: денег не будет.

ЛЮБОВЬ:

Я прошу тебя… Не волнуйся все время так. Это напряжение невыносимо.

ТРОЩЕЙКИН:

Через неделю обещает. Очень нужно! Для чего? На том свете на чаи раздавать?

ЛЮБОВЬ:

Пожалуйста, Алеша… У меня голова трещит.

ТРОЩЕЙКИН:

Да, но что делать? Что делать?

ЛЮБОВЬ:

Сейчас половина девятого. Мы через час ляжем спать. Вот и все. Я так устала от сегодняшнего кавардака, что прямо зубы стучат.

ТРОЩЕЙКИН:

Ну, это - извините. У меня будет еще один визит сегодня. Неужели ты думаешь, что я это так оставлю? Пока не буду уверен, что никто к нам ночью не ворвется, я спать не лягу - дудки.

ЛЮБОВЬ:

А я лягу. И буду спать. Вот - буду.

ТРОЩЕЙКИН:

Я только теперь чувствую, какие мы нищие, беспомощные. Жизнь как-то шла, и бедность не замечалась. Слушай, Люба. Раз все так складывается, то единственный выход - принять предложение Ревшина.

ЛЮБОВЬ:

Какое такое предложение Ревшина?

ТРОЩЕЙКИН:

Мое предложение, собственно. Видишь ли, он дает мне деньги на отъезд и все такое, а ты временно поселишься у его сестры в деревне.

ЛЮБОВЬ:

Прекрасный план.

ТРОЩЕЙКИН:

Конечно, прекрасный. Я другого разрешения вопроса не вижу. Мы завтра же отправимся, если переживем ночь.